Конечно, Лена, пугает. Хотелось бы, чтобы журнал жил и процветал. Тем более, что цель его — просвещение — благородная и, я считаю, вечная. В остальном вы абсолютно правы. Одна из самых главных проблем, стоящих сегодня перед редакцией, — как, не отказавшись от своих целей, от своего лица, сохранить и приумножить читателя, привлечь молодёжь. Задача сверхсложная, стоящая, кстати, не только перед «Наукой и жизнью». Удастся её решить — журнал будет жить, нет — умрёт. За этими простыми истинами стоят вопросы принципиальные. К нам не раз обращались денежные люди, и заграничные, и свои, с предложением купить журнал, обещая всяческие блага коллективу. Пока мы отказывали. Почему? Да потому, что за посулами так или иначе проглядывало: 1. покупается бренд «Наука и жизнь», а что будет выходить под этой маркой, вас не касается. 2. Главное — заработать, а на остальное — наплевать. А ещё: это сладкое слово — свобода. Отказывали и по этой причине. Не хотелось в кабалу.

Пока у редакции хватало решимости противостоять и соблазнам, и обману. Таких меценатов, которые дали бы деньги, не покушаясь на программу журнала, пока не нашлось. Ищем. А поскольку «Наука и жизнь» живёт исключительно на деньги читателей, то и особых возможностей для реализации разных идей нет.

Вечная проблема качества подачи материала и выбор тем, тем более актуальная сегодня. Ещё раз хочу повторить — вы правы. Надо шевелиться, надо думать, надо предпринимать, надо искать.

Это было бы замечательно. Но вы представляете себе, что это — целая библиотека. В редакции, в моём кабинете остался шкаф, заполненный переплетенными подшивками журнала за те годы, что я работала. Целый шкаф, забитый сверху донизу, а потолки в редакции очень высокие. Соответственно и шкафы. Для исполнения желания нужны деньги. Боюсь, если и было бы желание, то таких денег сегодня у редакции нет. Увы!

Я — за книгу, поскольку всегда была идея: «Наука и жизнь» — это не просто сиюминутное издание, а журнал, который может служить долгие годы. Поэтому и формат журнала выбран книжный. Человек ставит на свою книжную полку первый номер журнала, второй и т.д., и скапливается целая подшивка. Переплели — вот и книга. Эта цель была достигнута. От очень многих людей я частенько до сих пор слышу, что у них есть подшивки журнала, собранные дедушкой, бабушкой, родителями.

Так что мысль ваша хорошая, но не знаю, осуществима ли.

В «Науке и жизни» были и есть определённые требования к научно-популярной статье. 1. Она должна быть достоверной, лучше всего, если сведенья получены из первоисточника, из первых рук. То есть, если вы беседуете с человеком, который занимается этой проблемой, знает эту тему, а вы излагаете его рассказ. Но это совершенно не отрицает того, что журналист, человек, который пишет, может высказывать собственное мнение, размышлять. Но ещё раз повторю: должна быть достоверная основа. Сейчас очень модны всякие домыслы, мистика, оккультизм. С моей точки зрения, это не темы научно-популярной журналистики, и кроме вреда такие статьи ничего принести не могут. 2. Уметь «перевести» человека науки на язык, доступный широкой аудитории, это очень сложная задача. Есть, конечно, учёные, которые умеют сами писать не только доступно, но и блестяще, но таких единицы. 3. Готовясь к написанию статьи, журналист должен по возможности досконально изучить тему. Вот, собственно, и всё. В основе успеха — усердный труд и талант. Талант можно развить, совершенствовать, опять же трудом.

Желаю вам успехов на достаточно тяжёлом поприще научной популяризации и не сбиться с пути, свернув на дорожку псевдонаучной развлекаловки. Возможно, я слишком строга, но меня огорчает, когда журналисты морочат голову людям, прикрываясь «наукой».

Я — на вашей стороне. Помните Ломоносова: «Карл Пятый, римский император, говаривал, что ишпанским языком с Богом, французским — с друзьями, немецким — с неприятельми, италианским — с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашёл бы в нём ВЕЛИКОЛЕПИЕ ишпанского, ЖИВОСТЬ французского, КРЕПОСТЬ немецкого, НЕЖНОСТЬ италианского, сверх того богатство и сильную в изображениях КРАТКОСТЬ греческого и латинского языков». Как жаль, что сегодня мы перестали уважать свой язык, беречь его, печься о его чистоте. А ведь язык объединяет и цементирует нацию.

Начну со второго вопроса — о научных открытиях. Такие предсказания делать трудно даже тем, кто специально этим занимается. Сами видите, что развитие техники и науки идёт так стремительно в наш стремительный век, что даже «завтра» непредсказуемо. Ответа у меня нет.

«Наука и жизнь» сегодня, вчера и позавчера? 60-е, 70-е, 80-е и сегодня? Это объёмный вопрос. И непростой.

Журнал, который вы видите сегодня — структура, оформление, обложка, формат, — был придуман в 1961 году. Давно! Пришёл новый главный редактор — Виктор Николаевич Болховитинов (замечательно талантливый и разносторонний человек), привёл свою команду, и за несколько месяцев разработанная им структура — научно-популярный журнал для семейного чтения — обрела плоть и кровь: разделы, рубрики и пр., и пр. Придумка была новаторской, и в деле этом участвовали тогдашние корифеи популяризации науки: кроме Болховитинова — Георгий Николаевич Остроумов, Владимир Иванович Орлов, Олег Николаевич Писаржевский. Редакция и редколлегия работали азартно, весело. И всё это отражалось на страницах журнала. И время было такое — оттепельное, время надежд. «Оттепель» растопила нашу зарежимленную, кондовую журналистику, — хотя бы отчасти. На волне «оттепели» возникла и тогдашняя — сегодняшняя «Наука и жизнь». В 70—80-е годы спал градус общественных ожиданий, надежды сменились застоем, и журнал стал более сухим, серьёзным, сложным. Да и отношение к науке в течение ХХ века менялось. В начале века — вера в могущество человеческого разума, в неограниченные возможности науки; и в конце — разочарование, поворот к религии, мистицизму, оккультизму. Когда мы начинали, самые знаменитые учёные безотказно, с энтузиазмом выступали на страницах журнала, веря в важность идеи просвещения. А сейчас? Боюсь, вера эта сильно подорвана. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Сеять разумное, доброе, вечное нынче не модно. Барышей не приносит.

Поэтому вся редакция (и я в том числе) безмерно благодарна нашим читателям за поддержку в эти сложные переломные годы. Ведь «Наука и жизнь» существует только на деньги читателей, без поддержки «структур». Невероятно, но факт. А я высоко ценю бескорыстие, самоотверженный труд своих коллег, товарищей. Только благодаря тому, что мы удержались как коллектив единомышленников, журнал сохранил своё лицо.

Возможно, вы ждали от меня анализа номеров, качества статей, разнообразия разделов и тем. Здесь много потерь, утрат, есть и приобретения. Всё это очень важные частности, но рождаются они из общего.

Тревожит, в первую очередь, то, что долгие годы мы эксплуатируем тот потенциал научно-популярный, который был заложен в далёком 1961 году. Тогда в журнал пришёл новый главный редактор Болховитинов с чётко разработанной программой: журнал для семейного чтения. На тот момент она была революционной, и очень скоро тираж издания скакнул за миллион, а там — и за три. В 90-е, когда привычная жизнь в одночасье рухнула, была избрана стратегия здравого консерватизма. Это, думаю, было правильно — журнал не только выжил, но и сохранил своё лицо, свою главную идею — сеять разумное, доброе, вечное. И своего читателя. Хотя тираж, конечно, рухнул вместе со страной. Новый век требует новых решений, настало время крепко задуматься. Это так…

Судя по вашему вопросу, вы знаете, что мой отец, Никита Сергеевич Хрущев, многие годы был в руководстве партии и государства. Соответственно, дома дети его видели только в выходной день. Помню, в детстве лыжные прогулки, чтение стихов на память, песни в два голоса…

Я убеждена, что становление характера происходит в семье. 80% дано от рождения, 20% — семья. Причём не нотации, не поучения, а общий климат в семье, семейные установки, привычки. У нас была хорошая большая семья, где все любили друг друга, родители были строги (в меру), не баловали. И все мы выросли нормальными работящими людьми. Одна из важных черт моего характера — ответственность — перед жизнью, перед коллегами, перед семьёй. И ещё — требовательность, в первую очередь к себе. Не могу сказать, что это облегчает жизнь, скорее наоборот, но так оно есть.