Аджубей Рада Никитична
Замечательно интересный вопрос, Наталья Иванова. И очень содержательный. Нет, я совсем не считаю, что казённый академизм, сухость, сложность - это изложение достоинства. Это признак халтуры, мягче — недоработок. Но сравнение с «передовицами» «Правды» - чересчур. Меня это насмешило. А вы читали «передовицы» «Правды»? Я — нет. Но стиль и дух знаю. Боюсь, что у вас это — штамп, за которым нет конкретного содержания.
Сразу скажу, что критика ваша справедлива, начиная с 80-х гг. Начался застой. Общие болезни переходят и на отдельные части организма. А во времена, когда «Наука и жизнь» возродилась (1961 г.; а вообще-то ее послереволюционное начало приходится на 1935 г.) в том виде, какой её знают наши читатели, была молода, ей были присущи почти все плюсы, которые привлекали вас в «Химии и жизни».
Из тех шестидесятых — популярность «Науки и жизни». Тогда это было открытие, откровение, революция. И революция эта шла широким фронтом: новые журналы — «Юность», «Иностранная литература», «Неделя», еженедельник «За рубежом», театр «Современник». Поэты, читающиесвои стихи перед тысячной толпой на Площади Маяковского и в большой аудитории Политехнического музея — Ахмадулина, Окуджава, Вознесенский, Рождественский. Из тех времён — их слава, оттуда и популярность «Науки и жизни». И время это имеет название — оттепель, пора надежд. К несчастью, не сбывшихся.
Такова была зелёная лужайка, на которой пророс журнал «Наука и жизни». Это было абсолютно новаторское издание. Его программа — научно-популярный журнал для семейного чтения — сразу привлекла людей. Тираж от 100 000 через полгода шагнул за миллион, а там и за 3 миллиона. Что же привлекало? Журнал был обращён к людям, к семье, к человеку. Вам, тогда не жившим, не понять, что это был идеологический прорыв. На страницах - статьи самых известных учёных, самые смелые научные идеи. И даже — фото гена. Это была сенсация! Ведь в те времена в Советском Союзе генетика и гены не существовали, были под запретом. И рядом — полузапретный Честертон с его удивительным парадоксальным анализом человеческой натуры, фантастические рассказы Брэдбери, повести Амосова и Окуджава и многое, многое другое. И всё это переслоено «гарниром». Шутки, анекдоты, мелкие заметки, рукоделие, задачки, кроссворды, шахматные задачи и партии. Всего не перечислишь. И всё — впервые. Вот ключевое слово. Потом наши придумки разошлись по разным изданиям, в том числе на этом фундаменте была построена «Химия и жизнь», и «Наука и жизнь» отдала ей целые свои разделы — химические; перестали печатать у себя. По доброму обоюдному согласию. И вот как это происходило. (Думаю, вам это будет интересно.)
Как-то позвонил нашему редактору Болховитинову Николай Николаевич Семёнов, академик, замечательный учёный, лауреат Нобелевской премии, прелестный человек и активных сеятель на ниве популяризации науки. Член редколлегии «Науки и жизни». «Приезжайте ко мне, есть разговор». Оказалось, он задумал журнал «Химия и жизнь» как приложение к журналу «Наука и жизнь». И очень хотел, чтобы наша редакция его издавала. Но Болховитинов упёрся, сказал, что это невозможно, что новый журнал должен делаться своей собственной редакцией, что это очень большая нагрузка, что нам не потянуть. Я, как и другие, присутствовала при этом споре, и как ни уговаривал Семёнов, победа осталась за Болховитиновым. Так родился самостоятельный журнал «Химия и жизнь» - с новой редакцией, со своей программой, со своим оригинальным оформлением. Прекрасный журнал. Во многом мы по доброму завидовали коллегам, но мы — другие. И это хорошо. Хорошо, когда много других и разных. Но повторюсь, упреки в адрес «Науки и жизни» по большей части справедливы. Признаю. Что же, будем стараться исправиться и совершенствоваться. Всякая критика — во благо, так что, может, и ваша критика возымеет действие.