Академик К. СЕМЕНОВ.
Глава из книги «Научное открытие, и его восприятие»
Наука - дело абсолютно объективное, и - •сама по себе она бесстрастна. Но творят науку люди, и в ходе научного творчества постоянно возникают противоречия между строгой объективностью науки, и субъективными особенностями творящих ее людей.
Действительно, страсть к науке, интуиция, и воображение необходимы подлинному ученому. Но страсть бывает слепой, а чувства нередко обманывают человека. Иногда это может направить на ложный путь начинающего исследователя, первоначально натолкнувшегося на новые интересные факты. Для ученого нет ничего опаснее, чем слепая страсть в науке. Это прямой путь к неоправданной самоуверенности, к потере самокритичности, к научному фанатизму, к лженауке. Нередко такого рода фанатичные люди обладают способностью влиять на окружающих, и незаслуженно завоевывают монопольное положение, которое может привести к подавлению истинной науки в той или иной области и, следовательно, к Нанесению ущерба стране. Искусственно созданное положение непререкаемого авторитета, подавление административным путем всякой критики со стороны инакомыслящих неизбежно приводят подобного ученого к эволюции его психологии. Как все пророки, он излагает всевозможные догмы в мистических неясных выражениях. Вера в себя, как в пророка науки делает для него ненужным изучение мировой науки прошлого, и настоящего. Это, в свою очередь, приводит к тому, что последователи такого ученого знают только его личные взгляды, и теории, и оказываются совершенно необразованными в целых областях науки. Особенно опасно, если все это начинает сказываться на обучении молодого поколения. Даже собственные опыты такого ученого, и опыты его последователей, в сущности, перестают его интересовать с точки зрения проверки выдвинутых им догм. Они нужны ему главным образом для пропаганды своих идей, для превращения «неверующих» в «верующих». Он-то сам уже давно знает, что его догмы непогрешимо верны и если опыт противоречит этим догмам, значит, опыт неверен, и тем хуже для опыта. Учение начинает приобретать черты средневековой схоластики. Это, конечно, очень редкий случай, но, как известно, все же бывает.
Одним из признаков лженаучных обобщений является отрицание опытов, и теорий всей предыдущей науки или, какой-либо ее части. На самом деле новое в науке никогда не бывает простым отрицанием старого, но лишь его существенным изменением, углублением, и обобщением в связи с новыми сферами исследования. Если бы новая теория начисто ликвидировала старые закономерности, и теории, то наука вообще не смогла бы развиваться. Любая фантастическая теория была бы в принципе возможной, и полный разгул воображения, и чувств ученого стал бы оправдан. К счастью, это не так. Например, открытие теории относительности, открытие электрона, кванта света, внутреннего строения атома, и его ядра отнюдь не отменили механику Ньютона, законы оптики, и электродинамики, законы химической валентности, периодического закона Менделеева, но, наоборот, по-настоящему вскрыли их внутреннюю сущность, что послужило мощным толчком для дальнейшего развития физики, и химии XX века, и их грандиозных практических приложений (например, открытия, и использования атомной энергии).
Самым трудным, но, и самым глазным для ученого является необходимость быть предельно строгим, и беспристрастным критиком, и судьей своих гипотез, своих опытов, своих обобщений. Интуиция, и воображение должны находиться под непрерывным контролем холодного рассудка. Мало того, истинный ученый должен быть не просто беспристрастным, но самым пристрастным критиком того, что ему дороже всего, - своей творческой работы, которой он посвятил много дней, и ночей труда, радости, вдохновения. Он должен быть, как бы врагом самому себе - в этом, и трагедия, и величие ученого.
Особенно придирчиво ученый должен относиться к опыту - верховному судье всех научных гипотез, и теорий. Он должен всесторонне проверять теорию опытами, и тщательно исключать при постановке эксперимента всевозможные источники ошибок, не отбрасывать и не скрывать хотя бы отдельные результаты, не укладывающиеся в его гипотезу. Более того, если ваши результаты начинают проверять другие ученые в различных странах, и среди подтверждающих опытов вдруг появляются противоречащие вашей теории, обязательно надо со всей возможной тщательностью проверить их опыт и либо показать, что ваш оппонент допустил в эксперименте ошибку, либо удостовериться, что он прав, и честно признать, что ва.ша теория неправильна или частично неправильна. Необходимо без всяких уловок признать это прямо и смело, как бы ни было это нестерпимо тяжело.
Приведу особенно памятный пример, касающийся меня лично. В моей лаборатории в ходе одного исследования, проводившегося в середине 20-х годов, был обнаружен совершенно неожиданный факт полного прекращения быстрой реакции при понижении давления до определенной величины. Мои сотрудники опубликовали полученные результаты. В то время наиболее крупным ученым с мировым именем в области химической кинетики считался профессор М. Боденштейн. Прочитав нашу статью, он напечатал критические замечания к ней, и привел два, казалось бы, «уничтожающих» возражения.
Первое из них носило общий характер и заключалось в том, что в исследованиях конца XIX века целым рядом ученых отмечалось существование так называемых «ложных равновесий». Однако впоследствии многими учеными, и лично М. Боденштейном было показано, что такого рода явлений не существует и они связаны с ошибками опыта. М. Боденштейн считал, что, и наш случай является типичным примером «ложного равновесия». Детально разбирая методику нашего эксперимента, он утверждал, что в опытах имеется методическая ошибка, которая, по его мнению, привела к неверному результату.
После появления статьи М. Боденштейна в нашем институте и даже в моей лаборатории поверили в справедливость его критики, и мне пришлось пережить немало неприятных часов. Тщательно устранив указанные М. Боденштейном возможные причины ошибки, я занялся экспериментальной проверкой. Оказалось, что ранее замеченное нами явление существует реально и еще более ярко выражено. Расширение опытов в разных условиях показало, что отмеченные критические явления имеют место в отношении не только давления, но, и размера сосуда, концентрации реагирующих газов, наличия примесей и др.
Мы получили экспериментальные закономерности, связывающие все перечисленные параметры в единую формулу. И тут стала ясной сама причина явлений, которая явилась основой для обнаружения большого нового класса так называемых «цепных разветвленных реакций». Именно для них, как оказалось, типично наличие тех «ложных равновесий», которые до этого случая считались несуществующими.
В 1927 году были опубликованы результаты моей работы. Почти тотчас же я получил письмо от Боденштейна, где он снимал свои возражения, и признавал наше открытие, а вскоре на съезде электрохимиков сделал это публично. В приведенном мною примере видна принципиальность крупного ученого, признанного авторитета в данной области и имевшего определенные точки зрения, который, получив ясные доказательства, вопреки своему прежнему мнению начал пропагандировать результаты молодых, и совсем еще неизвестных ученых. Думаю, что и я правильно поступил, сосредоточив свои силы на решении, прежде всего для себя, вопроса прав я или нет, и в зависимости от этого либо отказаться, либо убедить других в моей правоте.
В дальнейшем между мною и М. Боденштейном установились прочные научные контакты, и я всегда буду ему благодарен за полезные советы и постоянный интерес к моим работам. Но на своем жизненном пути мне приходилось встречаться (как лично, так, и по литературе) и с такими людьми, которые нарушали главную заповедь ученого. Однако научная общественность сравнительно быстро разоблачала ошибочность их работ.
Блюсти чистоту науки есть первая заповедь ученого. С полной убежденностью могу сказать, что советские ученые в подавляющем своем большинстве верны приведенным принципам развития подлинной науки. Лучшим доказательством того, что они идут верной дорогой, служат замечательные, признанные всем миром завоевания советской науки.
