Сначала небольшое воспоминание.
В детстве была у меня няня. Звали ее Нюра. Мама рассказывала, что Нюра приехала в Москву с Украины в начале тридцатых, спасаясь от голода. Нюра читала только две книги - Библию и Евангелие. Мне исполнилось пять, когда мальчишки во дворе обозвали меня жидом. Я понял, что слово обидное, но его точного значения тогда еще не знал. Думал, что я такой же, как все. Родителям я ничего не сказал, а перед сном пожаловался Нюре. Нюра сказала:
- А ты на них не серчай. Глупые они. Ведь все люди от одного корня пошли, от Адама и Евы. Бог всех людей одинаковыми сотворил.
Я спросил:
- И негров тоже?
- И негров.
- И китайцев?
- И китайцев. Да ты спи, Христос с тобой...
* * *
Я познакомился с ней на острове Оаху, на берегу Тихого океана. У нее открытое русское лицо, светлые волосы, и она часто заразительно смеялась. Мы сидели на террасе ресторана в сотне метров от берега, который здесь зовут Вайкики. Был вечер. Солнце село за океан. Пальмы на берегу протянулись через золотую полосу горизонта к звездам. Ее звали Елизавета Александровна Лиу. Фамилия была по мужу. По отцу она звалась Дурново и приходилась прапраправнучкой Александру Сергеевичу Пушкину. В Гонолулу Елизавета Александровна прожила большую часть жизни.
Пока она рассказывала о своей жизни, муж, Родни Лиу, американский китаец, сидел с ней рядом и улыбался. Улыбался из вежливости, так как по-русски не понимал ни слова. Елизавета Александровна говорила, мешая русские и французские слова. В трудных местах переходила на английский, и тогда Родни начинал кивать головой или вставлял отдельные фразы. С собой она захватила альбом с фотографиями своих китайских детей и внуков.
После ужина супруги повезли меня по Гонолулу и показали дворец Толани королевской династии Камахамеха, правившей на Гавайях до конца прошлого века. И уже поздно ночью, вернувшись в отель на Вайкики, я записал услышанное. Потом подумал, что надо бы выстроить все по порядку, начав с африканского предка Ганнибала.
* * *
Если верить немецкой биографии Абрама Петровича Ганнибала, прадед Пушкина, африканский арап, родился в Абиссинии в 1697 году в семье местного князя. Однако недавняя экспедиция установила, что Ганнибал родился в султанате Логон, недалеко от озера Чад, где, согласно Гумилеву, "изысканный бродит жираф". И поэтому Ганнибал - африканский негр, как предполагал сам Пушкин. Давно было известно, что на гербе А. П. Ганнибала начертано загадочное слово "Fummo". Его долго не могли расшифровать. Экспедиция к султану Махмуту Бахару Маруфу установила, что на языке племени котоко
это слово означает "родина". Стало быть, прадед Пушкина считал султанат Логон своей родиной.
Жизнь этого замечательного человека - талантливого математика и инженера волновала, будила воображение Пушкина и всех пушкинистов. Крестник и воспитанник Петра Великого, получивший образование во Франции, автор двухтомника "Геометрия и фортификация", офицер, прошедший путь от прапорщика до генерал-аншефа, Абрам Петрович после смерти Петра прожил нелегкую жизнь "под властью грудастых императриц, сменявших одна другую на бесславных Тронах" (по выражению Владимира Набокова). Придя к власти, Елизавета Петровна пригрела "птенца Петрова", подарив ему Михайловскую волость и сельцо Михайловское, а с ним и пятьсот шестьдесят девять душ в придачу. Указ подписан 12 января 1742 года. В этот день родились "владенья дедовские".
Абрам Петрович нашел свое счастье во втором браке. Женился на шведке Христине Регине фон Шеберг, которая родила ему одиннадцать детей. Среди них был Осип, дед Пушкина. Пушкин писал: "Настоящее имя его было Януарий, но прабабушка моя не соглашалась звать его этим именем, трудным для ее немецкого произношения: "Шорн шорт, - говорила она, - делает мне шорни репят и дает им шертовск имя". Там, в Михайловской волости, Абрам Петрович умер 14 мая 1781 года. Преданно любившая его белокожая шведка умерла на день раньше.
* * *
Ганнибалу оставалось жить еще три с половиной года, когда английский капитан Джеймс Кук на двух кораблях, "Resolution" и "Discovery", покинул остров Таити и поплыл на север. 18 января 1778 года он увидел берег Оаху. Цивилизация на этих островах Тихого океана (позже их назвали Гавайскими) существовала давно. Полинезийцы, никогда не видевшие белых людей, приняли их за богов и приветствовали словом "алоха" (добро пожаловать!). Восемью островами управляли четыре независимы х вождя, воевавших друг с другом. Но Кук прибыл на Гавайи в период "макихики", между ноябрем и февралем, когда в честь бога Лоно поддерживался мир. Экспедиция Кука пробыла на островах почти год. В феврале 1779 года, когда мирный период кончился, Кук поссорился с вождем Каланиопу и был убит.
Первым русским, посетившим Гавайи, стал капитан Василий Головнин. Он приплыл сюда с Камчатки в 1818 году. К этому времени на гавайских островах, объединившихся под властью короля Камехамеха, основавшего династию, шла американская колонизация. Камехамеха гостеприимно принял русского капитана и говорил с ним по-английски. Головнин писал в дневнике: "Король - талантливый человек с широким кругозором. Одет по-европейски: зеленые вельветовые брюки, белая рубашка, шейный шелковый платок, белые чулки, башмаки с пряжками и круглая фетровая шляпа. Его охрана, вооруженная мечами и деревянными копьями, была голой, в одних набедренных повязках".
Проживший в Гонолулу несколько месяцев, Головнин увез в Россию воспоминание о талантливом народе, живущем на прекрасном берегу Вайкики. Берег этот расположен как раз на широте далекого озера Чад в двадцати градусах к северу от экватора.
* * *
Потомки черного Ганнибала жили в псковском имении. Сын Осип женился на Марии Алексеевне Пушкиной, дочери тамбовского воеводы. А. С. Пушкин писал: "...сей брак несчастлив. Ревность жены и непостоянство мужа были причиной неудовольствий и ссор, которые кончились разводом... Тридцать лет они жили розно. Дед мой умер в 1807 году, в своей псковской деревне, от следствий невоздержанной жизни. Одиннадцать лет после того бабушка скончалась в той же деревне. Они покоятся друг подле друга в Святогорском монастыре".
Их дочь Надежда Осиповна Ганнибал, известная в свете как "прекрасная креолка", вышла замуж за Сергея Львовича Пушкина. Первенцем в этом браке стал будущий великий поэт России.
У Александра Сергеевича и Натальи Николаевны Пушкиных было четверо детей. Второго ребенка нарекли Александром. Мальчик родился 6 июля 1833 года. Пушкин впервые упоминает о нем 20 августа того же года в письме жене из Торжка: "Тебя целую крепко и всех вас благословляю: тебя, Машку и Сашку". Через восемь месяцев Пушкин пишет жене: "Посмотрим, как-то наш Сашка будет ладить с порфироносным своим тезкой; с моим тезкой я не ладил. Не дай бог ему идти по моим следам, писать стихи и ссориться с царями! В стихах он отца не перещеголяет, а плетью обуха не перешибет".
Александр Александрович Пушкин поэтом не стал. Он окончил Пажеский корпус, командовал знаменитым гусарским Нарвским полком и показал себя героем в Балканской войне 1877-1878 годов. Уйдя в отставку в чине генерал-лейтенанта, он умер в день вступления России в Первую мировую войну. Александр Александрович оставил большое потомство: одиннадцать детей от первого брака с Софьей Александровной Ланской и двоих - от второго, с Марией Александровной Павловой. Одна из его дочерей, Мария, внучка Пушкина, в 1881 году вышла замуж за сослуживца отца, офицера гусарского Нарвского полка Николая Владимировича Быкова, племянника Н. В. Гоголя. Этот "литературный" брак был очень счастливым. Долгие годы жили они на Украине, в Васильевке, имении, принадлежавшем матери Гоголя. У них было десять детей. Старшая дочь Елизавета Николаевна (правнучка) вышла замуж за Владимира Андреевича Савицкого. Вместе с мужем и дочерьми Таней и Настей она жила в Киеве и покинула Россию в первый год после революции. В Париже юная Татьяна Савицкая (праправнучка) встретила молодого офицера Белой армии Александра Дурново. Александр Иванович Дурново происходил из старинного и знатного дворянского рода. Прадед его приходился кузеном Павлу Дмитриевичу Дурново, хорошему знакомому Пушкина, встретившему его накануне роковой дуэли на балу у Разумовской...
* * *
А дальше рассказ продолжит Елизавета Александровна Лиу-Дурново.
- Дома меня звали Лили. Я родилась в Париже 29 сентября 1941 года. Родители бежали из России сразу после революции. Отец, Александр Иванович Дурново, был офицером. Может быть, в том самом полку, где командовал мой прапрадед Александр Александрович, о котором
вы мне сейчас рассказали. Не знаю. Отец сражался в Белой армии. Его отца, моего деда, генерала Дурново расстреляли. Кажется, он был губернатором Одессы. С группой офицеров отец пробился через Польшу в Германию. Потом оказался в Париже. Сколько ему тогда было? Точно не помню. Лет двадцать пять. Матери исполнилось семь лет, когда ее семья бросила в Киеве дом и с последним кораблем бежала из Одессы в Константинополь. Бабушка Елизавета Николаевна хотела уехать в Америку, но дедушка настоял на Париже. Там, в Париже, мои родители встретились и поженились.
Подали десерт, папайю и ананас. Я не удержался и сказал:
Ешь ананасы, рябчиков жуй...
Елизавета Александровна Маяковского не читала и, видимо, подумала, что я прошу рябчиков.
- А рябчиков здесь, на Гавайях, нет. Даже наших воробьев нет. Они сюда не долетают. Все другое, и птицы, и деревья. Рябчиков с брусничным вареньем любил отец. Да... Наша семья - отец, мать, бабушка, сестры Маша и Вера, брат Петя - жила дружно. Отец старался в Париже устроить жизнь такой, какую вел в подмосковном имении Дурново. Был он веселым компанейским человеком. У нас за столом часто собирались его друзья. Пили водку, закусывали винегретом. А селедки не было. Ели соленую рыбку, свернутую в колечко. Как это называлось?.. Вот, вспомнила, - роль мопс! Отец хорошо пел. Особенно любил песню про ямщика.
Однозвучно гремит колокольчик
И дорога пылится слегка,
И далеко по ровному полю
Разливается песнь ямщика...
И припомнил я годы былые,
И родные поля и леса,
И на очи давно уж сухие
Набежала как искра слеза...
Отец и друзья пили и плакали. А я этих слез не понимала. Ведь в России никогда не была. Спрашиваю у отца, кто такой ямщик. А он отвечает: не знаю, как тебе объяснить, как перевести. Может быть, "сосher" или "postillon". Дома говорили по-русски и по-француз ски. Но я уже много лет не говорю по-русски. Вот сейчас вам рассказываю и сама не могу понять, на каком языке, по-русски или по-французски. А английский я девочкой учила в Париже, но заговорила только в Америке.
Когда мне шел семнадцатый год, я встретила в Париже молодого офицера американских ВВС, знакомого моей сестры Маши. Звали его Родни Лиу. Он стал часто бывать у нас дома. Роман зашел так далеко, что я сказала отцу о наших планах. Отец вскипел: "Но он же китаец". Я ответила: "Он американец. Все, кто живет в Америке, итальянцы, русские, белые или негры, - все американцы". Отец не унимался: "А ты бы и за американского негра пошла?" Я ответила: "И за негра тоже, если бы полюбила. Не забудь, что мой предок Ганнибал был негром. Если ты возражаешь, я подожду, когда мне исполнится восемнадцать, и все равно выйду за него".
В конце концов, отец уступил, но потребовал, чтобы Родни принял православие. Его крестили в нашей церкви Александра Невского на rue Daru. Мы обвенчались в Париже, когда мне исполнилось семнадцать и через год уехали в Америку, в Техас. Там родилась моя старшая, Екатерина. А потом переехали сюда, в Гонолулу. Родни долгие годы служил в местной авиакомпании, а сейчас на пенсии. Он родился на этом острове. Здесь жили его деды и прадеды. Когда его предки переселились сюда из Китая, он не помнит. И китайского языка не знает. По-китайски говорила моя свекровь. А Родни и дети знают только английский. Сейчас у нас пятеро детей и четверо внуков. Все браки - смешанные. Кого только нет. Ведь Гавайи - перекресток цивилизаций. У мужа старшей, Екатерины, гавайские и итальянские корни, у старшего сына Даниила жена из Манилы, и моя внучка Оливия - вылитая филиппинка. Муж средней дочери Рэчел - пуэрториканец, а предки Надиного мужа - филиппинцы, французы и испанцы. Вот только младший Саша еще не женат, ему двадцать семь лет. Ничего, успеет. Пусть пока погуляет.
Вот так и сказала: "пусть погуляет". Сказала очень по-русски. Я подумал: разговори лась.
А потом мы вернулись к Пушкину. Она читала его большей частью по-английски. Я спросил, помнит ли что-нибудь по-русски. И она вспомнила:
Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой...
- Я всегда любила море. А здесь вокруг океан. Но я и снег люблю. Говорят, в России его много. Я его не видела много лет. У мамы в Париже я бываю только летом или осенью. Лечу через два океана.
Потом мы гуляли под пальмами в парке дворца Толани. Там я сказал, что Пушкин мечтал о внуке, который "вспомянет" его под соснами Михайловского. Мог ли поэт предполагать, что его потомки вспомнят о нем под пальмами на острове Оаху? Под чужими незнакомыми звездами в самом центре Тихого океана?
- У каждого есть родословная, - сказала Елизавета Александровна, - ее рисуют в виде дерева. Свое я представляю так: два корня, один в Африке, другой в Европе. Ствол - это Россия. А ветви и крона - весь мир. Но ведь так и должно быть с Пушкиным.