Об отношении науки к жизни

М. Демков

(Из письма к издателю)

Избранная нами тема всего чаще занимает мыслящую публику: и в литературе, и в обществе, и в ученой беседе, и в обыкновенном разговоре нередко возбуждается вопрос о значении науки для жизни, о тех услугах, которых в праве ожидать от неё практика; понятно поэтому, что ни один вопрос не решается так разнообразно, как вышеуказанный. В вашем журнале, нам кажется, весьма уместно остановиться над этим вопросом и дать ему посильное решение.

Изо всех разноречивых мнений и требований, какие нам приходится слышать и читать, выделяются два крайних: одни поклоняются фактам, другие — теориям. Одни думают и говорят, что наука хороша постольку, поскольку она служит житейским интересам, поскольку удовлетворяет потребностям жизни.

Поэтому, раз наука вдается в «диалектические тонкости», «метафизические рассуждения», занимается слишком «отвлеченными вопросами:», роль её для жизни оканчивается: она обращается в пустую забаву прихотливого ума, между тем как должна-де быть практически полезной и применимой. «Давайте нам побольше открытий и изобретений, облегчающих человеческую жизнь, улучшающих способы освещения, отопления, передвижения, уменьшающих непосильный труд, удешевляющих предметы первой необходимости, способствующих благосостоянию человечества», — говорят практики ученым. Но ученые не всегда удовлетворяют этим требованиям; на ряду со множеством людей, работающих над усовершенствованием телеграфов, телефонов, микрофонов, паровозов и локомобилей, электрических ламп, электродвигателей, усовершенствованием способа удобрения полей, откармливания скота, — есть не мало тружеников, работающих в различных областях даже естественных наук (не говоря уже о таких науках, как философия, психология, этика, философия и пр.) и пока не дающих практически полезных открытий и изобретений. Многие целую жизнь проводят над систематизированием и группировкой фактов, над созданием гипотез и теорий, над исследованием тканей человеческого тела или животных и растений, погружаются в археологические раскопки или исследования светил небесных. Спрашивают: где же здесь практическая польза? И однако, пока не иссякнет источник жизни на земле, человечество будет работать в тиши кабинетов над микроскопом, историческими документами, психологическими и философскими вопросами, — будет вечно стремиться к постижение и пониманию красот и тайн окружающего мира. Значить, не одна только практическая польза двигает человечеством, заставляет его рисковать силами и здоровьем, спускаться в мрачные подземелья и подниматься на высокие горы или в атмосферные выси, работать в душных кабинетах и отвратительных подвалах, целые годы проводить над пером и микроскопом. Есть, следовательно, нечто более важное, нежели практическая полезность и применимость. Это — истина. Ради этой истины человечество рисковало порой даже самою жизнью. И что бы ни говорили увлеченные мыслители, вроде Руссо и гр. Льва Толстого, о бесполезности и вреде наук и искусств, — стремления к истине никогда не вырвать: пока будет жить человечество, — будут расти и расширяться науки и искусства. Надо только помнить, что узкая утилитарность гораздо больший враг науки и искусства, чем проповеди Руссо и гр. Л. Толстого. А между тём, к сожалению, нужно сознаться, что узкие утилитарные взгляды всего легче проникают в публику, всего скорее усвояются полуобразованной массой. Поэтому неудивительно, что и от газет, и от журналов, и от научно-популярных изданий прежде всего требуют, чтобы они сообщали только практически-полезные сведения, непосредственно приложимые к жизни. Некоторые даже кичатся этой своей утилитарностью, видя в ней какую-то заслугу: «Не нужно нам никаких философии, никаких метафизических тонкостей», — говорят такие кичливые утилитаристы. «Вы только сообщайте нам практически приложимые сведения, полезные (?) факты, а мы уж сумеем ими воспользоваться». Другие прибавляют: «только, пожалуйста, не надо нам этих теорий, да гипотез: что толку в них? Это выдумка досужего ума. Будут умные (?) факты, — от них и мы поумнеем ». Последние рассуждения настолько странны, что я боюсь даже приводить их здесь, как бы читатели не подумали, что я их выдумываю, хотя мне далеко не раз приходилось их слышать. Насколько эти требования неудобоисполнимы, видно, напр., из того, что у нас до сих пор не являлось ни одного журнала, который занимался бы только сообщением практически-полезных сведением, обратившись в собрание рецептов, среди коих уже через год не было бы возможности разобраться. Каждый журнал, каждая газета отводят этим сведениям незначительное место, и публика понимает, что большего она требовать не может, так как и журнал, и газета имеют «другие задачи».

Но к вашему журналу, носящему название Наука и Жизнь и поставившему себе задачей популяризовать выдающиеся открытая и изобретения, будут предъявляемы требования в намеченном роде. «Давайте нам фактов, побольше фактов ». И понятно, как видно из программы журнала, Наука и Жизнь придется уделять не мало места открытиям и изобретениям, имеющим чисто практически характер.

Но среди этих фактов не только неопытному, но даже образованному читателю легко запутаться, легко сбиться; для того, чтобы понимать их смысл, связь и зависимость, нужны от времени до времени руководящие, объединяющие статьи, вводящие в область современные теории и гипотез. И такие статьи, освещающие целую серию фактов, гораздо ценнее, чем куча нагроможденных фактов, ничем не связанных во едино. Причина сего, кажется, понятна. Если бы наука состояла только, как думают некоторые, в одном кропотливом накоплении фактов, она скоро остановилась бы в своем развитии. Появление новой гипотезы, открытие нового закона выравнивают почву, устанавливают порядок и связь и дают возможность утилизовать раньше сделанные открытия. Отдельные же, плохо соединенные факты представляют небольшой интерес в научном отношении; они легко забываются и часто становятся достоянием архивов. Теории и гипотезы — вот арена для человеческого ума, а факты есть только необходимый фундамент; без фактов теория не имеет никакой цены, — без теории факты представляют бессмыслицу и, во всяком случае, только вызывают вопросы.

«Факты, как факты, — говорит Бокль, — не имеют никакой ценности: — это просто куча бесполезного хлама. Ценность факта не есть элемент или составная часть факта, а его отношение ко всему запасу нашего знания, настоящего или будущего. Поэтому факты обладают только возможною и как бы подчиненною ценностью, и единственная выгода от обладания фактами заключается в возможности делать из них выводы, — другими словами, — в возможности восходить от них к идее, к началу, к закону, ими управляющему. Наше знание состоит не из фактов, а из отношений как фактов, так и идей между собой и одних к другим, и действительное знание заключается не в знакомстве с фактами, что делает только педанта, а в пользовании фактами, что производит философа». «Наше знание, говорит Гельмгольц, не должно оставаться в форме каталогов. Недостаточно знать факты; наука начинается лишь с раскрытия их законов и причин. Логическая разработка данного материала прежде всего состоит в группировании подобных фактов и образовали общего о них понятия. Такое понятие обнимает собою множество частностей, оно представляет их в нашем мышлении. Мы называем это понятие родовым, когда оно обнимает множество существующих предметов, — мы называем его законом, когда оно обнимает ряд явлений и случаев. Закон преломления световых лучей обнимает собою не только случаи падения лучей под различными углами на одну плоскую поверхность воды; — он обнимает все случаи падения световых лучей какого бы то ни было цвета на какую бы то ни было поверхность какою бы то ни было вещества.

Таким образом этот закон обнимает, действительно, бесконечное число случаев; удержать их в памяти отдельно было бы невозможно. Следует еще заметить, что этот закон обнимает не только те случаи, которые уже наблюдены нами или другими, но мы можем применять его и к новым, еще не наблюденным случаям, предсказывать на основании нашего закона результаты преломления лучей и в этих случаях,— и мы не ошибаемся в нашем расчете. Таким образом, соединяя в нашем мышлении факты, опыты, в понятия родовые или законы (след. действуя в области философской), мы не только приведем наше знание в форму, гораздо более удобную для сохранение в памяти и пользования, но мы и расширяем его, считая себя в праве распространять найденные правила и законы и на все подобные случаи и явления, которые могут быть еще наблюдены».

Читайте в любое время

Другие статьи из рубрики «Архив»

Портал журнала «Наука и жизнь» использует файлы cookie и рекомендательные технологии. Продолжая пользоваться порталом, вы соглашаетесь с хранением и использованием порталом и партнёрскими сайтами файлов cookie и рекомендательных технологий на вашем устройстве. Подробнее