В Англии Вавилов, как планировал, сразу же стал знакомиться с работами Биффена по иммунитету и слушать лекции по генетике профессора Паннета. Параллельно он занялся цитологией растений, много часов провёл в библиотеке Линнеевского общества, в которой хранились рукописи и гербарий самого Линнея. Гербарием заведовал некий доктор Джексон. Как писал Вавилов из Лондона в одном из писем, Джексон «посвятил много лет этому гербарию, прекрасно знает его и охотно дал мне всякие разъяснения. В О[бщест]ве, кроме гербария, недурная библиотека, коллекция линнеевских манускриптов, портретов и т. д.»4.
Вавилов знакомился с оригинальными трудами классиков естествознания: Линнея, Дарвина, Ламарка, главного воителя дарвинизма Томаса Гексли. Он не раз побывал в доме-музее Дарвина: читал его записки, письма, рукописи, перелистывал книги его личной библиотеки с многочисленными отметками на полях. Это позволяло лучше понять Дарвина, проникнуть в лабораторию его мысли.
Но не наукой единой жили молодые супруги в Великобритании! Сохранилось письмо Е. Н. Сахаровой сестре Наде — о посещении Королевского театра Друри-Лейн. Давали оперу А. П. Бородина «Князь Игорь». Спектакль привёз из Парижа неутомимый Сергей Дягилев, главную партию исполнял Фёдор Иванович Шаляпин. Катя была в восторге! «Не знаю, что лучше всего: то ли, что Шаляпин пел very funny… то ли, что были декорации Рериха, хотя и очень примитивные, или то, что дело было в Лондоне и что англичане устроили овацию после сцены в Ханской ставке (где Игорь пел “о дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить”) — всё это вместе взятое было великолепно»5.
Можно представить, с каким волнением ожидал Вавилов встречу с «первым апостолом нового учения», как назвал он впоследствии Уильяма Бэтсона. Как-то встретит его апостол? Заинтересуется ли его работами? Или отнесётся с чопорной английской вежливостью, едва прикрывающей холодное равнодушие?
И какую предложит тему?
Это самое важное: какую предложит тему!
Николай уже два года занимался изучением иммунитета растений, и чем больше углублялся в эту тему, тем больше возникало проблем; оставлять их нерешёнными он не хотел.
Важным разделом его исследований был вопрос о влиянии условий среды на восприимчивость растений к грибковым заболеваниям. В научной литературе был разнобой. Одни учёные, в их числе Биффен, утверждали, что иммунитет — стойкий наследственный признак, условия среды на него не влияют; другие, в частности крупный французский селекционер и глава известной семеноводческой фирмы Филипп де Вильморен, настаивали, что иммунные в одной местности сорта сильно поражаются болезнью при переносе в другую местность; то есть условия среды они считали решающими.
В вегетационном домике Петровки Вавилов ставил опыты, искусственно создавая для одних и тех же сортов разные условия: вносил неодинаковые дозы удобрений, накрывал сосуды с растениями стеклянными колпаками, создавая под ними атмосферу с разной влажностью. Посевы тех же сортов были им произведены в четырёх губерниях России. Эти опыты показывали противоположное тому, что утверждал Вильморен: от изменения внешних условий поражаемость растений грибками почти не менялась. Теперь представлялся случай посеять те же сорта в Англии с её очень влажным, а значит, особенно благоприятным для грибов-паразитов климатом.
Но позволит ли Бэтсон? Его ученик Харри Биффен давно уже работает по иммунитету растений — согласится ли Бэтсон, чтобы тем же занимался русский стажёр?