№12 декабрь 2025

Портал функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О КРЖИЖАНОВСКОМ

Б. КУЗНЕЦОВ, ПРОФ

Г. М. Кржижановский выступает с докладом i*a XVI партийной конференции. Москва, 1929 г. (фото вверху).
Г. М. Кржижановский в машине после доклада "О первом пятилетием плане". Москва, 1929 г.
Старейшие члены партии на XVII съезде ВКП(б). Слева направо, сидят Михай Цханая, Г. М. Кржижановский, П. Н. Лепешинский, Н. К. Крупская и П. А. Красиков; стоят Е. Д. Стасова, Ф. Е. Махарадзе, Р. С. Землячка, М. И. Ульянова, Д. И. Ульянов, С. Н. Смидович,
Депутаты Верховного Совета академики Г. М. Кржижановский, и А. Н. Бах в перерыве между заседаниями. Вторая сессия Верховного Совета первого созыва. Москва, 1938 г.
К. Е. Ворошилов вручает орден Ленина Г. М. Кржижановскому. Москва, 1953 г.

     Мне трудно определить жанр этих кратких заметок о Г. М. Кржижановском. Первоначально хотелось рассказать о встречах и беседах тридцатых годов. Но потом воспоминания перешли в оценки, в характеристику роли Г. М. Кржижановского в тех процессах, которые подготовили современную энергетику, и научно-техническую базу современной цивилизации. Такой переход мне кажется закономерным. Глеб Максимилианович принадлежал к числу людей, оказавших большое влияние на свое и на следующее поколение не только идеями, запечатленными в литературе, и в народнохозяйственных проектах. Немало выдающихся мыслителей современности и прошлого трансформировали науку, культуру, и экономику непосредственным общением с окружающими. Но можно ли измерить научный, культурный и прежде всего эмоциональный эффект тех по большей части импровизированных бесед, которые возникали на заседаниях президиума Госплана, на совещаниях правления Энергоцентра, в президиуме Академии наук, в старой' квартире Глеба Максимилиановича в Садовниках?

     То были неожиданные взлеты обобщающей мысли, перемежавшиеся очень конкретными, иногда художественными зарисовками, характеристиками, порой юмористическими, иногда грустными, но всегда очень сердечными.

     Беседы создавали своеобразное силовое поле, поворачивавшее сознание окружающих к научным, техническим, социальным, и экономическим идеям. Иногда это были количественно определенные, четкие масштабы планируемых и проектируемых промышленно-экономических комплексов или параметры энергетического оборудования, а порой, и напротив - почти интуитивные и чисто качественные характеристики новых тенденций в науке, технике, экономике.

     Я хочу остановиться в дальнейшем именно на таких полу интуитивных констатациях, в целом не получивших отражения в литературном наследстве Г. М. Кржижановского. Речь идет о предвосхищении современной неклассической энергетики, и об интересе к ее теоретическим и экспериментальным истокам.

     Этот интерес имеет принципиальное значение. В заключительных фразах своего доклада на 8-м Всероссийском съезде Советов Г. М. Кржижановский говорил о нашей эпохе, «когда люди проходят, как тени, а дела их - как скалы». В наше время темп научно-технического прогресса так велик, что может создаться впечатление о мимолетности сменяющих одна другую технологических, конструктивных, и физико-технических идей, о том, что эти идеи, подобно людям, «проходят, как. тени». Однако на самом деле ни люди, ни идеи отнюдь не становятся тенями они воплощаются в дела и обретают бессмертие. История науки, и техники - это не доска, на которой стирают старые формулы, чтобы написать новые. Ретроспективно мы видим в классической, доатомной, энергетике и в классической до-релятивистской и до-квантовой науке те адресованные будущему вопросы, которые смогла решить современная неклассическая наука и современная неклассическая •техника.

     Весенним днем 1930 года я впервые пришел к Г. М. Кржижановскому, чтобы поговорить о некоторых вопросах, поднятых тогда в нашей литературе. Госплан СССР помещался на Карунинской площади, ныне носящей имя В. В. Куйбышева. В небольшой приемной председателя Госплана его очаровательный секретарь М. В. Чашникова открыла передо мной дверь, и я увидел Глеба Максимилиановича. Я даже не успел его рассмотреть, как на меня обрушилось множество вопросов, разъяснений, справок, воспоминаний, проектов. Поводом была моя статья «Генплан и электрификация», опубликованная накануне в «Торговопромышленной газете». Но разговор быстро перешел на более общие темы.

     Личное обаяние Г. М. Кржижановского проявлялось в его необычайно живом сочувственном интересе к любому собеседнику, причем не только к репликам, но, и личности того, из уст которого эти реплики исходили. И каждому сразу хотелось рассказать о проблемах, которые казались ему тогда жизненно важными. Получилось так, что через десять минут я поведал Глебу Максимилиановичу о раздиравшем тогда (отчасти, и теперь) мою душу противоречии меня одновременно интересовали, и теоретические проблемы повой физики и технико-экономические проблемы. После такого признания Г. М. Кржижановский порекомендовал мне перечитать книгу И. И. Скворцова-Степанова «Электрификация СССР» Подзаголовок этой книги, заметил Глеб Максимилианович, таков «В связи с современным этапом развития мирового хозяйства» «Но, - продолжал он, - в сущности, здесь, как, и в самом плане ГОЭЛРО, электрификация трактуется в связи с современным этапом развития науки, когда новая «электромагнитная техника» соответствует новой «электромагнитной науке»

     Я не знаю, во всяком случае, не знаю достоверно, принадлежит ли эта формула к числу тех фраз и абзацев, которые Г. М. Кржижановский включил в книгу И. И. Степанова, просматривая рукопись. Частое возвращение Г. М. Кржижановского к этой фразе, очень точное ее цитирование, стилистические особенности делают вероятным предположение, что если не фраза, то сама мысль родилась в беседах Г. М. Кржижановского с И. И. Степановым. Во всяком случае, она очень характерна для энергетических идей Г. М. Кржижановского.

     Обратим внимание на особенность приведенной формулы в ней речь идет об электромагнитной концепции микромира, то есть об электронах, и ионах. Казалось бы, электрификация опирается на классическую макроскопическую электродинамику, на уравнения Максвелла, на электромагнитную индукцию, на трансформаторы, генераторы и электродвигатели. Этого, собственно, достаточно для производства электроэнергии на районных станциях, для передачи энергии в центры потребления, ее распределения, питания силовых установок. В результате - централизация всего силового хозяйства страны. Воплощение классической электронной теории, представление, и о ионах, и о структуре атома идет по другой линии, оно состоит в преобразовании промышленной технологии.

     Классическая электронная теория остается классической, пока мы ее рассматриваем, как совокупность ответов, совокупность позитивных концепций, не выходящих за рамки ньютоновой механики, и не нарушающих идеи непрерывности электромагнитного поля. Когда же мы берем электронную теорию в ее динамике, она оказывается непосредственным мостом к неклассической физике, предысторией теории относительности, и квантовой механики. Не только в смысле логической связи между вопросами, которые поставила в 90-е, и 900-е годы электронная теория, и представление о структуре атома, и ответами теории относительности, и квантовой механики на эти вопросы. Здесь есть историческая в собственном смысле связь между применением классической теории электронов, и тем беспрецедентным развитием экспериментальной науки, которое привело в середине нашего столетия к генезису технической ядерной физики.

     Вскоре после первой встречи с Глебом Максимилиановичем я начал работать в Госплане. Первым поводом для длительных бесед с Г. М. Кржижановским была проблема Чирчика. Вокруг проекта Чирчикской гидростанции велись большие споры. Спорным был не проект, а сама необходимость этой станции, и химического комбината, который она снабжала бы энергией. По существу, речь шла о выборе между электрохимией, и другими не столь электроемкими технологическими процессами. Разумеется, не было недостатка в технико-экономических обоснованиях, в подсчете стоимости киловатт-часа, и стоимости единицы продукции комбината. Но для Г. М. Кржижановского существенней была общая тенденция он видел в Чирчикстрое звено электрификации промышленной технологии. Ее перспективы - особенно развитие электроемких химических производств - как-то ассоциировались с научным прогнозом наука обнаружила электронно-ионный механизм химических реакций, что раскрывало новые пути целесообразной компоновки таких реакций; нужно было ожидать весьма стремительного прогресса электрохимии, и следовало создавать для нее опережающие по темпу развития энергетические базы.

     Такой неявный, но существенный научно-прогнозный аккомпанемент технико-экономических сопоставлений был очень характерен для Г. М. Кржижановского. Идея ведущей роли энергетики означала для него отнюдь не простое опережение капитального строительства электростанций, и роста производства энергии по отношению к другим отраслям. Глеб Максимилианович всегда имел в виду качественно-рекснструирующий эффект энергетики, внедрение электричества в промышленную технологию, то, что можно назвать резонансным эффектом энергетики.

     В сущности, представление о ведущей роли энергетики, и ее резонансном воздействии на технологию, на размещение производства, на характер труда, на потребление, на культуру было основой экономических замыслов Г. М. Кржижановского. В каждой отрасли производства ведутся технико-экономические расчеты, и экономический эффект технической реконструкции, и научно-технических работ учитывается или по крайней мере должен учитываться повсюду. Но технико-экономические расчеты в энергетике были для Г. М. Кржижановского исходным пунктом определения интегрального экономического эффекта. Отсюда - идея комплексных экономических исследований, изучения воздействия тех или иных энергетических начинаний на экономику в целом.

     Когда Г. М. Кржижановский в начале тридцатых годов ушел из Госплана в Энергоцентр, он сохранил интерес к комплексным технико-экономическим исследованиям. Они интенсивно велись в научном институте Энергоцентра - Всесоюзном научно-исследовательском институте энергетики, и электрификации. Осенью 1931 года я был назначен директором этого института, и оставался здесь до начала 1933 года. Была у меня одна функция, которая теперь кажется мне существенной, - я оказался связующим звоном между Г. М. Кржижановским, и группой работавших в институте очень талантливых специалистов по технико-экономическим проблемам энергетики.

     Содержание тех бесед, которые Г. М. Кржижановский вел со мной в своем кабинете в Энергоцентре, в Китайском проезде, а иногда, по вечерам, дома в Садовниках, было наиболее ценным грузом, который я отвозил на Стремянный переулок, где располагался Институт энергетики. Оно было связано с одной госплановской традицией.

     В секции (потом секторе) электрификации Госплана появлялись самые различные посетители. Очень часто авторы проектов больших гидротехнических узлов. Появление этих людей отмечалось восклицаниями «А, Енисей!», «А, Амур!..» Приходил И. Г. Александров с блестящими интегральными замыслами, охватывающими реконструкцию транспорта, ирригации, и энергетики. Приезжали из Ленинграда крупнейшие электротехники того времени М. А. Шателеп, В. Ф. Миткевич, А. А. Чернышев. Несколько реже - А. Ф. Иоффе, привозивший проекты весьма радикальных технических сдвигов, основанных на результатах работы физико-технического института, и связанных с ним других лабораторий. Научные прогнозы, их техническая реализация, их технико-экономический эффект были постоянной компонентой энергетической мысли. Интерес к ним шел от Г. М. Кржижановского. Этот интерес культивировался в Энергоцентре, и в Институте энергетики, и электрификации. Технико-экономическое направление в энергетических исследованиях абсорбировало результаты физического эксперимента, и физической мысли. Какой физической мысли - классической или неклассической?

     На этот вопрос не так легко ответить. Одной формулой нельзя. Но, чтобы подойти к ответу, следует продолжить старые, госплановские воспоминания.

     Вначале 1931 года в секции электрификации Госплана экспериментальная физика стала особенно частым предметом бесед, а ее представители - частыми гостями. В четырех комнатах, где размещалась секция, и в конце коридора 5-го этажа, где был кабинет Г. М. Кржижановского, у всех на устах были названия новых электротехнических приборов, в частности вакуумных. Однако при этом не было недостатка в географических названиях, и экономических понятиях. Более того, физические, и электротехнические термины соседствовали с географическими, и экономическими.

     Речь шла о единой высоковольтной сети, потом эти слова заменили другими «единая энергетическая система». Вскоре в Ленинграде собралась первая всесоюзная конференция по высоковольтным передачам. Мне было поручено сделать доклад о конфигурации единой высоковольтной сети. Готовясь к докладу, я много беседовал с физиками, и электротехниками (особенно много с А. А. Чернышевым) о возможностях, которые открывают для передач постоянный ток, новые преобразователи, и т. д., и, с другой стороны, с И. Г. Александровым, и Е. Я. Шульгиным, людьми, которые были ходячими картами страны они знали все, что можно было тогда знать о рельефе, недрах, почве, климате, геологических условиях строительства, концентрации населения, грузопотоках, экономической истории, и многочисленных вариантах дальнейшего развития каждой территории, соответствующей квадратному сантиметру карты. Немало было бесед с группировавшимися вокруг секции электрификации Госплана, и работавшими в ней экономистами (Э. Н. Ратнер, Н. И. Вагранский, И. Д. Бомштейн, А. Е. Пробст, В. Ю. Стеклов), и энергетиками (С. А. Кукель-Краевский, В. И. Вейц, Е. А. Руссаковский), с заместителем председателя Энергоцентра Ю. Н. Флаксерманом, и с другими.

     Больше всего, и чаще всего я говорил тогда о проблемах единой высоковольтной сети с Г. М. Кржижановским. Глеб Максимилианович говорил о будущем Сибири, и Тихоокеанского побережья, и тут же, не в следующем повороте беседы, а буквально в той же фразе, он вспоминал недавнюю информацию о возможности передавать энергию Ангары на тысячи километров и сопоставление дальней передачи, и потребления энергии на месте для электроемких производств даже не переходило в физико-энергетические, и химико-технологические характеристики, а сопровождалось такими характеристиками. Если бы можно было уложить в одно определение ту особенность стиля мышления Г. М. Кржижановского, которая производила на меня наиболее сильное впечатление, то я сказал бы так для него физико-технические концепции всегда сопровождались соображениями об оптимальной экономической реализации физико-технических разработок, а экономическим концепциям сопутствовали физико-технические соображения о наиболее вероятных энергетических, и технологических путях осуществления экономических замыслов.

     Сейчас такой характер мышления стал привычным. Современный физик, размышляя о сверхпроводимости при обычных температурах, сразу же представляет себе перспективы радикального преобразования энергетики при передаче без потерь. Современный экономист, разрабатывая концепцию ускорения производительности труда, сразу же ищет в тенденциях современной науки силы, позволяющие осуществить такое ускорение. Подобная, не то, чтобы простая связь, а неотделимость физико-технических, и экономических идей определяется сокращением разрыва между научным открытием, его конструктивно-технологическим воплощением, и производственным применением. Но указанная неотделимость - очень существенное условие современного научно-технического прогресса - продолжает традиции 20-х, и 30-х годов, традиции предатомного периода нашей энергетики. Традиция эта, нашедшая в концепциях Г. М. Кржижановского отчетливое, и яркое выражение, позволяет назвать доатомный период нашей энергетики предатомным.

     Традиция, о которой идет речь, - это традиция антитрадиционализма. Экономические проектировки связаны с физико-техническими в силу своей радикальности. Производство становится прикладной фундаментальной наукой по мере того, как сдвиги в производстве приобретают все более интегральный характер. Наука становится непосредственным стимулом экономических преобразований по мере того, как новые теоретические обобщения приобретают то, что Эйнштейн называл «внешним оправданием», - растущую сумму возможных, а затем реализуемых экспериментальных подтверждений, которые становятся целевыми канонами техники, вехами технического прогресса, его движущими силами.

     В 1933 году вместе с Е. Л. Руссаковским, А. Е. Пробстом, Т. Л. Золотаревым, Б. А. Гуревичем, и некоторыми другими работниками Института энергетики, и электрификации я перешел в Энергетический институт Академии наук. Академия тогда располагалась в Ленинграде, и недавно созданный Г. М. Кржижановским Энергетический институт занимал помещение Биржи. В Москве организовалась Московская группа Энергетического института, возглавлял ее В. И. Вейц, а помещение - несколько комнат - ей дали в первом этаже старого роскошного особняка в Колпачном переулке, незадолго перед этим занятого Комитетом по высшему техническому образованию, во главе которого находился Г. М. Кржижановский. Сейчас здесь - Московский обком ВЛКСМ. Когда проходишь мимо этого дома, в памяти встают очень далекие, и в то же время близкие картины.

     В чем их «дальность», и в чем их «близость»?

     В течение двух лет пребывания на Колпачном переулке, то есть до переезда Академии наук в Москву, основная работа Московской группы состояла в подготовке большой книги «Электроэнергетика СССР» Мне был поручен раздел «Новые принципы энергетической техники». Подбор статей, вошедших в этот раздел (иными словами, определение наиболее важных, и близких к реализации тенденций гидроэнергетики, теплотехники, и электротехники), происходил по преимуществу в ходе бесед с Г. М. Кржижановским. В этот период - в первой половине 30-х годов - еще никто не мог предвидеть, когда ядерная физика сможет освободить энергию ядра. Но уже давно было известно понятие дефекта массы и, согласно соотношению Эйнштейна, соответствующие различия в энергии связи ядер. Уже можно было подсчитать меру реализации соотношения Е = mc2 при ядерных реакциях. Оставалось найти ядерные реакции, при которых освобождается атомная энергия. Было ясно, что пора определить позицию по отношению к перспективам нового энергетического переворота.

     Атомная энергия не была включена в «Новые принципы энергетической техники». Она не была включена, и в другую прогнозную акцию 30-х годов. Несколько слов о последней.

     Примерно в 1935 году А. М. Горький задумал многотомное издание «Две пятилетки», причем один том должен был называться «Взгляд в будущее». В книжке «Физика и экономика», вышедшей в 1967 году, я рассказал об этом начинании, и о сохранившейся у меня пожелтевшей рукописи «Сорокалетие плана ГОЭЛРО», где описывалась эволюция энергетики вплоть до начала 60-х годов. Здесь тоже не было атомной энергии. Именно это обстоятельство придает упомянутым работам 30-х годов архаический характер, «дальность» от современных представлений. А в чем «близость»?

     Сейчас, когда я вспоминаю беседы с Г. М. Кржижановским о перспективах энергетики, указанная «близость» становится ясней. Основной идеей Г. М. Кржижановского, высказывавшейся в этих беседах, была идея полной реализации тех возможностей, которые дает человечеству классическая электродинамика, - получение энергии в одном месте и передача ее по проводам в другие места. Источники энергии могут быть различными, переход к иным источникам не меняет значения централизованного электроснабжения, и единой высоковольтной сети. Поэтому прогноз, охватывающий обозримые сроки и реализацию уже наметившихся, и уже нашедших технически-конструктивную форму идей, должен исходить из единой энергетической системы. Если сжигание топлива и гидроэнергия уступят место более концентрированным источникам энергии, то единая энергетическая система позволит перейти от новых источников энергии к новой технологии, новым ресурсам, новому характеру труда.

     Подобные соображения демонстрируют близость прогнозов 30-х годов к современности. В самом деле, сейчас стало ясно, что атомная энергетика не могла бы стать исходным пунктом общего преобразования всех отраслей хозяйства, экономики всех районов страны, преобразования транспорта, преобразования структуры используемых природных ресурсов, и характера труда, если бы в доатомной энергетике не развивалась единая централизованная система станций и сетей, и создание такой системы не рассматривалось, как ведущая сила технической реконструкции в целом. В этом и состояла центральная идея Г. М. Кржижановского, связывающая его деятельность с современной атомной энергетикой. И не только в этом. Уже в 20-е годы электрификация стала мощным импульсом развития экспериментальной, и теоретической физики в нашей стране. Идея В. И. Ленина - максимально быстрое и эффективное восстановление, и затем реконструкция народного хозяйства на основе современной индустриальной техники - была для Г. М. Кржижановского исходной идеей творчества. Электрификация не могла не вызвать подъема экспериментальной и теоретической физики и, следовательно, не могла не включать подготовку новой неклассической науки, и неклассической техники.

     Теперь несколько слов об историко-научных интересах Г. М. Кржижановского. В 1936 году А. М. Горький попросил Глеба Максимилиановича, чтобы я совсем перешел из Энергетического института в созданную им редакцию «Двух пятилеток» и написал для этого издания упоминавшуюся выше статью. Г. М. Кржижановский не согласился, позвал меня к себе, и пожурил «ты уходишь от сегодняшнего дня и вперед во времени, в мир прогнозов, и назад во времени, в историю» (я уже начал читать в Московском энергетическом институте курс истории энергетической техники и ее теоретических основ). Но затем он прибавил «а, впрочем, может быть, этого требует сегодняшний день.» И изложил мне свою концепцию энергетических порогов - переходов к иной энергетической базе производства, определяющих в ее фундаментальных чертах эволюцию человеческой цивилизации. Эта концепция была изложена потом в статье, напечатанной в журнале «Коммунист»

     Мне кажется, концепция энергетических порогов связана с современным представлением об атомном веке, и роли атомной энергетики, с представлением о ее воздействии на характер использования ресурсов, на характер труда, на технологию. Такое представление должно, по-видимому, лежать в основе современных научных, научно-технических и экономических прогнозов.

     И, наконец, об объективной роли некоторых субъективных, индивидуальных, психологических черт Г. М. Кржижановского. Современная наука гораздо непосредственней, и тесней, чем наука прошлого, связана с жизнью, трудом и судьбами людей. Для нее особенно важна мысль о людях, об эффекте науки, о гарантиях ее гуманного, конструктивного применения. Глеб Максимилианович, с его постоянным вниманием к этой прикладной, высоко моральной стороне науки, к ее результатам, целям, и идеалам, был живым воплощением образа ученого будущего.

     Статью иллюстрируют фотографии из персонального фонда Г. М. Кржижановского (Центральный музей Революции).

Читайте в любое время

Портал журнала «Наука и жизнь» использует файлы cookie и рекомендательные технологии. Продолжая пользоваться порталом, вы соглашаетесь с хранением и использованием порталом и партнёрскими сайтами файлов cookie и рекомендательных технологий на вашем устройстве. Подробнее