ИЗ МОСКВЫ НА КАМЧАТКУ ТРИ ВЕКА СПУСТЯ

Как на желтенький песочек
Через реченьку мосточек.
Шел-пришел милой,
Шел-пришел милой.
Посидим, мой милый друг,
Как красиво все вокруг,
Только чуть дождит,
Только чуть дождит.
Так целуй меня скорей,
А то дождик все сильней.
Пойдем-ка мы домой,
Пойдем-ка мы домой...

Из ительменской песни

Ключевская сопка. XVIII век. Иллюстрация из историко-географического атласа
Танец ительменских девушек
Село Ковран июльским утром.
1 - балаганная поляна
Наука и жизнь // Иллюстрации
Наука и жизнь // Иллюстрации
Борис Александрович Жирков показывает дорогу к балаганной поляне
Наука и жизнь // Иллюстрации
Современные пляски ительменов виртуозны, зажигательны, лиричны.
Наука и жизнь // Иллюстрации
Танец "Соперники": кто кого перегримасничает.
Наука и жизнь // Иллюстрации
Наука и жизнь // Иллюстрации
Раннее июльское утро. Рыбалка в устье Коврана и на Охотском море.
Рыбачит, пластует и делает юколу и хореограф Б. А. Жирков.
Наука и жизнь // Иллюстрации
Наука и жизнь // Иллюстрации
Лидия Кручинина и ее товарка Ольга Коваленко.
Наука и жизнь // Иллюстрации

Даже тот, кто мало что знает о Камчатке, при упоминании о ней наверняка подумает о Долине гейзеров, представляя себе некий участок земли, в окружении вулканов, из недр которого повсюду фонтанами вырывается кипяток и где что-то все время булькает и пульсирует. Долина гейзеров - знаменитая на весь мир достопримечательность Камчатки, а потому каждый прибывающий на полуостров турист стремится непременно ее увидеть.

Но мы не были туристами, наш путь пролег вдали от исхоженных троп. Маленькая экспедиция из трех человек - кинорежиссера из Германии Кристофа Бёкеля, его помощницы Габриеллы фон Шлиффен и автора этих заметок - имела своей целью подготовку к съемкам документального фильма о немецком ученом XVIII века Георге Вильгельме Штеллере (см. "Наука и жизнь" №№11, 12, 2002 г.).

Думаю, каждый читатель "Науки и жизни" слышал о стеллеровой корове, гигантском морском млекопитающем, которое ученый успел описать прежде, чем оно было полностью истреблено через двадцать лет после того, как было описано. Однако одним этим фактом выдающиеся научные достижения Штеллера (так правильнее произносить фамилию ученого, которого в России, особенно на Камчатке, привыкли называть Стеллером) не измериваются. Их отсчет начинается гораздо раньше того прискорбного момента, когда вместе с остатками команды пакетбота "Святой апостол Петр", разбившегося о рифы, Штеллер оказался на необитаемом острове, близ которого во множестве и водилась морская корова и который был назван именем умершего здесь капитан-командора Беринга. Это было в 1741 году, а четырьмя годами раньше, Штеллер, первоначально включенный в так называемый "академический отряд" Второй Камчатской экспедиции под руководством Витуса Беринга, отправляется из Петербурга в Москву, а оттуда - через всю Сибирь на Камчатку. Заметим в скобках, что академики Гмелин и Мюллер, воспользовавшись появлением Штеллера, ехать на Камчатку отказались и с полпути вернулись в Санкт-Петербург. Штеллер же на всем протяжении своего следования, как и было ему предписано, занимался наблюдениями и сбором сведений, "касающихся до истории натуральной, географической и политической".

Вот эти наблюдения, зафиксированные и проанализированные с величайшей скрупулезностью и глубиной в научных трудах и дневниках (часть из которых опубликована, что-то еще лежит в архивах, а что-то, очевидно, утрачено навсегда), и составили научное наследие Георга Вильгельма Штеллера, адъюнкта натуральной истории молодой Российской академии наук. А кроме того, было в его биографии достаточно ситуаций, когда о нем можно сказать: "Он первым увидел, первым понял, был единственный, кому довелось..."

...Наш герой прибыл на Камчатку осенью 1740 года, немногим менее чем за год до того, как в составе экспедиции под руководством Беринга ему предстояло отправиться в плавание к Америке. И за это время смог уже довольно хорошо познакомиться с полуостровом и его коренным населением. Затем, после плавания (как известно, оставшимся в живых офицерам и другим членам команды Беринга удалось из остатков большого "Святого Петра" построить маленький и на нем переправиться в Петропавловск), Штеллер еще два года находился на Камчатке, совершая, как мы бы теперь сказали, одну научную экспедицию за другой. Результатом его камчатских изысканий явилась большая работа "Описание земли Камчатки" (книга, опубликованная в Германии уже в 1774 году, на русском языке в полном переводе вышла в свет только в 1999 году)*, где Штеллер, кстати сказать, ни словом не упоминает о Долине гейзеров, как будто бы ее и не было совсем...

Как это ни парадоксально, но Долину гейзеров открыли лишь двести лет спустя, в 1941 году, и сделала это научный сотрудник Кроноцкого заповедника, геолог Татьяна Ивановна Устинова. В оправдание столь невероятно позднего обнаружения "спящей красавицы" в путеводителях пишут следующее: путь к ней "преграждали заросли гигантских трав и хаотичные переплетения кедрача и ольховника, места эти и сегодня необитаемы".

У самого же Штеллера читаем, однако, следующее: "Ительмены боятся как всех высоких гор вообще, так в особенности - гор дымящихся и огнедышащих, а также всех горячих ключей. Поэтому-то, будучи проводниками, они и избирают путь по самым опасным местам, то есть по косым горам, исключительно с целью не проходить поблизости от того, что страшит их: они твердо верят, что в таких местах и поблизости от них живут духи, так называемые "гамулы". Известны примеры, когда ительмены охотно отдавали все, что имели, лишь бы откупиться от обязанности быть проводниками; если же случилось, что от них настойчиво требовали исполнения этой обязанности, то они вскоре после этого умирали со страху перед измышлениями своего воображения..."

Как бы то ни было, но Георг Штеллер в Долину гейзеров не попал, следовательно, и нам "незачем" было туда лететь. Проведя первую неделю в Петропавловске-Камчатском, мы отправились в село Ковран, в котором Штеллер (судя по карте его передвижений по Камчатке, опубликованной в историко-географическом атласе "Камчатка. XVII-XX вв.", изданном Федеральной службой геодезии и картографии России в 1997 году) тоже не был, однако Ковран является современным центром компактного проживания ительменов, а этому коренному народу Камчатки в "Описании" у Штеллера уделено едва ли не главенствующее место. Штеллер не только самым подробнейшим образом изучил жизнь, быт и нравы ительменов, но и полюбил этот народ и всегда защищал от несправедливостей чиновного и казачьего начальства.

Интересно, а существовало ли вообще во времена Штеллера село Ковран?..

От Усть-Хайрюзово, населенного пункта на западном побережье Охотского моря, до Коврана 28 километров. Их в самом крайнем случае можно пройти и пешком, а вот до Усть-Хайрюзово иначе, как самолетом, не доберешься.

Маленький Як-40 стартовал с ходу и быстро набрал высоту. Курс (из аэропорта города Елизово) поначалу лежал на северо-запад, мы пересекали весь полуостров. Прошли над двумя мощными седыми горными грядами с бесчисленными змеями голубых рек и проложенной между горами прямой, словно прочерченная линия, единственной встретившейся за все время пути автотрассой. Затем под нами поплыла тундра - все мыслимые сочетания зеленого и серо-коричневого цветов, а потом показалось Охотское море. Самолет развернулся вправо и пошел строго на север вдоль береговой линии, так что в левые иллюминаторы мы все время видели серо-голубое полотно воды, освещенное солнцем.

Немного не дойдя до острова Птичий, "Як" снова лег на крыло, обогнул мыс Хайрюзово и через несколько минут приземлился. То есть действительно сел прямо на землю - посадочная полоса оказалась хорошо укатанным слоем мелкого гравия посреди цветущей травы.

...До Коврана довез глава администрации Усть-Хайрюзово Леонид Сергеевич Кустов на своем газике. Он сам рулил, рассказывал о районе, гордился своей взлетно-посадочной полосой, позволившей принимать "Яки", не скрыл того факта, что в настоящее время в районе, а стало быть, и в Ковране нет света; впрочем, заверил, что завтра же свет дадут, и был очень доволен, когда мы оценили его идею - выстлать пол машины свежескошенной травой для приятного запаха.

Дорога, если так можно назвать след от двух-трех предыдущих машин, шла по укатанному отливом черному береговому песку, то возле самой кромки воды, то взбираясь на травянистые прибрежные холмы. Через два десятка километров она повернула вправо, море осталось позади, а перед нами была долина реки Ковран, покрытая тундровой растительностью. Еще несколько километров, и мы увидели первые дома. Въехали в деревню, остановились.

...И вот уже нас обступает улыбчивый молодой народ. Подходит Борис Жирков. Мы сразу его узнали, поскольку видели фотографии, он на Камчатке человек известный. В прошлом солист корякского фольклорного коллектива "Мэнго", ныне Жирков - художественный руководитель ительменского народного ансамбля "Эльвель".

Борис Александрович старше других. Он ниже среднего роста, выразительное скуластое загорелое лицо, под черными густыми бровями глубоко посаженные и будто прищуренные глаза, внимательный и открытый взгляд, черные с проседью волосы собраны в конский хвост, на лбу тканевая повязка. Во всем облике что-то индейское; в танцах, как мы вскоре узнали, он исполняет роль шамана (а стало быть, и вождя). Борис здесь - центральная фигура. Это понимаешь без слов, молодежь явно группируется вокруг него. В сопровождении всей компании идем к дому Жиркова, что на краю деревни, ближе к морю.

Деревня представляет собой на первый взгляд унылые серые дома, хаотично разбросанные вокруг одной улицы по скучноватой равнине. Но когда на следующий день, ведомые Борисом Александровичем, мы поднялись на другой, скалистый, берег Коврана, взору предстала картина, которой нельзя было не залюбоваться. Перед нами простиралась широкая долина, справа на горизонте - еле приметная полоска моря, растворяющаяся в солнечных лучах, слева и прямо - очертания нескольких невысоких гор, из которых одна возвышается над другими, а в долине - размытый квадрат деревенской застройки, обрамленный снизу пролеском и полукружьем реки.

Улица в Ковране действительно одна - 50-летия Октября, и несколько безымянных проулков. Выделяется школа - большое светло-коричневое двухэтажное здание, поставленное углом, весьма ухоженное (в школе есть музей, посвященный истории ительменской культуры). Остальные дома - серые, некрашеные, в большинстве деревянные, часто покосившиеся, с многочисленными сарайчика ми и пристройками. Во дворах - разная живность и непременно собаки, нередко по две-три. Впрочем, оказалось, что их в некоторых хозяйствах намного больше, так как здесь разводят и воспитывают ездовых собак. Причем их, как правило, чужим не показывают - "от сглазу", но для нас все-таки сделали исключение, позволив даже снимать...

У Бориса Александровича поместительный дом, вернее, полдома, возле - небольшой огород и хозяйственные постройки с непременным для камчадалов балаганом (четырехскатной крышей на высоких столбах, под которой закреплены многочисленные перекладины - вешала для рыбы). Дальше, в задках дома, - полоса высоченной травы и обрыв - спуск к реке. А там, внизу, в долине, - балаганная поляна, где проходит древний ительменский праздник "Алхалалалай". О том, что он значит для ительменов, а также о них самих Борис Александрович (он слева на фото) рассказал нам на следующее утро, стоя у обрыва на том высоком берегу реки.

Из интервью с Борисом Жирковым:

- ...Ительмены считаются на Камчатке одним из самых древних народов, если не самым древним, потому что, по археологическим данным, они проживали здесь более 14 тысяч лет назад. Ученые считают, что приблизительно 5 тысяч лет назад они уже были единым народом, разделенным, правда, на племена. Это племенное разделение сохранилось в какой-то степени по сей день.

В настоящее время ительменов насчитывается не более полутора тысяч человек. Точное число неизвестно, народность ассимилирована, многие записаны как русские или просто как камчадалы. Особенно сильно эта тенденция отразилась в переписи 1920-х годов. Во времена Стеллера на Камчатке проживало приблизительно 20-25 тысяч человек, точно опять-таки неизвестно.

В более или менее "чистом виде" ительмены сохранились теперь только здесь, в селе Ковран, хотя и мы в общем-то тоже ассимилированы. В конце 1950-х годов сюда переселили многих из Сопочного, где я родился, Морошечного - это села на юге, частично из Белоголового, из Верхнего Хайрюзово, Верхнего Коврана, из Утхолока. Но речка здесь небольшая, зря переселили... Отсюда и запреты всякие, чтобы не перевелась рыба. Раньше-то по камчатским речкам жило человек по сто, компактно, аккуратненько, и всем всего хватало.

- Речка - основная кормилица?

- Да! И наша благодарность морю, откуда заходит в нее рыба. Вот на празднике "Алхалалалай" мы очень много внимания этому уделяем. Речка для нас - все! Это - рыба, а рыба - главный продукт у ительменов. Мы и соленую рыбу делаем, и балык коптим, и варим, и сушим...

- Откуда пошли ительмены?

- До сих пор ученые всего мира не могут этого сказать. Очень много гипотез, но точно не знаем, где наши родственники, откуда мы родом. Но вот что интересно, в древности ительмены носили платья из листьев. Это говорит от том, что они все-таки откуда-то с южных островов, возможно, из Полинезии... Хотя, может быть, и из Маньчжурии, с Таймыра, Байкала, но это все гипотезы.

Недавно мы побывали в Канаде. Там прошло братание с индейцами. Так вот мы нашли великое сходство с ними. Великое! Интересно, что и Стеллер, и Крашенинников триста лет назад тоже описывали сходство ительменов с американскими индейцами. Это все, конечно, не доказательство - одного внешнего сходства мало, но мы очень полюбили друг друга.

- Вы начали рассказывать про праздник...

- "Алхалалалай" в этом году будет проходить у нас уже в пятнадцатый раз. Мы его возродили, в том числе благодаря описанию Стеллера. Он молодец, говорят, притворялся спящим, а потом записывал действа...

Когда-то этот праздник продолжался целый месяц - ноябрь. Представляете, месяц люди ничем другим не занимались! Только предавались веселью, переходя из гостей в гости, из одной юрты в другую. Сейчас праздник проходит у нас не в ноябре - в это время здесь слякоть, распутица, добираться к нам тяжело, а в сентябре. Как раз тут еще можно ягоду пособирать, рыбу половить.

Праздник продолжается неделю. Раньше только наш ансамбль праздновал, а ковранцы смотрели и удивлялись: откуда такой праздник? Ведь давным-давно все ушло в прошлое. Теперь же они без него жить не могут. Только и слышишь: скорее бы "Алхалалалай"! Это танцы, пение, обряды. Радость!

Прежде, может быть, не понимали, но возрождение традиций сильно подняло наш дух. И мы горды тем, что незаметный в масштабах страны поселок Ковран - здесь живет четыреста с чем-то человек - привлекает множество людей, которые стремятся приехать к нам на "Алхалалалай".

- Выходит, праздник в центре всего вашего бытия?

- Да, потому что он говорит о том, что возрождается культура. Под культурой подразумевается образ самой нашей жизни. И конечно же традиционные занятия: ремесла, охота, рыбная ловля, все эти балыки, юкола...

- С чего же началось возрождение, ведь книга Штеллера с описанием праздника опубликована совсем недавно?

- ...Могу похвастаться, а вы уж потом в кино вырежьте это слово. Когда я перешел в только что организованный "Эльвель" из корякского ансамбля "Мэнго", то захотел возродить именно национальную ительменскую пляску, которая совершенно исчезла. Совершенно! Танцевали танец "Норгали", а его и коряки и эвены танцуют...

Но чтобы возродить главное ительменское действо - вот этот праздник "Алхалалалай", мне пришлось долго копаться в архивах, я был и в Москве и в Санкт-Петербурге. С кем только не разговаривал: в Палане, в Тигиле, где еще кто остался... Считайте, я два года только собирал материал, а ставил лишь какие-то маленькие танцы.

А в 1985 году мы сделали весь "Алхалалалай". Сначала на сцене, уж потом, через несколько лет, перенесли его на улицу, на природу. Очень поначалу боялись, поймут ли нас в деревне, поэтому многое объясняли ковранцам, прямо-таки лекции читали, начиная с религии и всяких древних обычаев и заканчивая сегодняшним днем. И люди прониклись, и сейчас все живут этим. Это духовное, то, что раньше называли "очищением от грехов". И действительно, идет очищение души, человек будто окрыляется. И все ведь на природе, на фоне чаечьего крика, собачьего лая, всей нашей красоты.

И вот еще что интересно. На время праздника "Алхалалалай" убирались подальше принадлежности севера, например нарты, собачья упряжь, жертвоприношения были все растительные. Это тоже доказывает древнейшее происхождение ительменов и то, что они пришли откуда-то с юга. Да и знание ительменами лекарственных и питательных трав признается самым лучшим по всему Северу, Сибири и Дальнему Востоку.

- Название у ансамбля очень красивое, "Эльвель", что оно означает?

- Это название вон той горы, самой высокой в этих местах. Река Ковран, та, что перед вами, по-ительменски называется "Каврал", а близ Усть-Хайрюзово, где вы уже были, протекает река Хайрюзова, по-ительменски "Плахэн".

Есть у нас легенда о том, как прекрасная девушка Эльвель, дочь шамана Ухта, не смогла сделать выбор между двумя влюбленными в нее красавцами-братьями - Кавралом и Плахэном, кому из них стать ей мужем. Братья из-за нее чуть было насмерть не рассорились, но одумались и пошли к Ухту, чтобы тот рассудил и решил. Ухт, не зная, как поступить, медлил, а на другое утро превратил братьев в реки, и потекли они в сторону моря. Разбуженная Орлом, своим другом, Эльвель заметалась между братьями-реками, а парящий над нею Орел кричит: "Скорее решай, Эльвель! Спокойная и широкая река - Плахэн, узкая и бурная - Каврал. Прикоснись к тому, кого больше любишь, чьей женой хочешь стать. Одного из братьев еще можно спасти. Торопись, скоро сольются реки с морем, и будет поздно". Но так и не смогла выбрать Эльвель, застыла она между равно любимыми ею братьями. Тогда в отчаянии шаман Ухт превратил свою дочь в высокую гору между двух речек, соединившихся с морем навеки, да и сам лег у ее подножия невысокой горой.

Эту легенду записала Татьяна Евтроповна Гуторова, замечательная наша сказительница, старейшина-ительменка. По ее инициативе был основан и наш ансамбль.

Вообще у нас много красивых легенд. И все о любви почему-то... Культура у нас такая, что даже Крашенинников и Стеллер боялись описывать танцы наши, до того они эротичные. И ведь вот ансамбль наш, как и сам народ, считается северным, а так много эротики! Это тоже, на мой взгляд, доказывает, что не с севера мы, а, очевидно, откуда-то с юга.

- Что означает для вас имя Штеллера?

- Мы считаем его тем человеком, благодаря которому живет культура ительменов. Если бы не он, ительмены так бы потихоньку и исчезли, растворившись в других народах, не зная своего прошлого, культуры, языка. Но прошло почти три столетия, и то, что он описывал, возродилось. Спасибо ему, Стеллеру. Может быть, он сейчас слушает нас?..

Не знаю, как младший коллега нашего героя, студент Степан Петрович Крашенинников, впоследствии - профессор Санкт-Петербургской академии наук, а Штеллер свои впечатления от ительменских танцев (равно как и от всего образа жизни ительменов) записывать явно не боялся. Боялись их потом публиковать. Во всяком случае, не в малой степени по причине их откровенности и натуралистичности записи не один десяток лет пролежали на академических полках. Переводы, конечно, делались, что-то даже выходило в свет, но купюры превалировали над напечатанным. В полном виде книга Штеллера "Описание земли Камчатки" появилась, как уже было упомянуто, лишь четыре года тому назад.

Что сказать в "защиту" Штеллера? Он был истинным ученым-естественником, хотя круг его интересов и профессиональных обязанностей необычайно широк. Ботаник, зоолог, географ, теолог, этнограф, музыковед, медик... И во всех своих ипостасях он оказывался состоятельным, скрупулезным, ему было важно все. Именно поэтому значение труда Штеллера невозможно переоценить. А что до откровенности описаний, так ведь, согласимся, не всякую книгу, тем более научную, следует от начала до конца читать вслух...

Ительменские танцы, с которыми нас познакомили участники ансамбля "Эльвель" на другой день после нашего приезда в Ковран, во время специально устроенной для нас репетиции на балаганной поляне, поразили своей эмоциональностью и красотой, а вкупе с колоритом подлинных национальных костюмов и украшений, непривычного музыкального сопровождения, которое часто - просто крик, хриплое звериное дыхание, с отбиванием ритма в шаманский бубен, но звучат и красивые мелодии, и стройное пение со словами, и все это среди естественных зеленых кулис, - произвели неизгладимое впечатление. А день спустя мы стали свидетелями репетиции в зале (обычном, физкультурном), уже без костюмов. После разминки, которую проводит Лидия Кручинина, участница ансамбля и его директор, снова пошли танцы, исполненные с не меньшей отдачей и мастерством, чем накануне, причем на этот раз были и ритуальные танцы. Сила воздействия на меня некоторых из них была такова, что я и сама чуть не впала в транс: все тело дрожало и в голове начало мутиться...

Вечером, перед заходом солнца, на берегу Коврана мы записали рассказ Лиды об ительменских танцах. Вот отрывок из него:

- Наши танцы самым тесным образом связаны с природой, занятиями ительменов, их бытом. Они были описаны путешественниками: и Крашенинниковым и Стеллером. Эти записи наш ансамбль использует, воплощая рассказы в жизнь. Время прошло, танцы, конечно, осовременились, но мы не отходим от истоков. Живя здесь - а село наше лежит среди гор, тундры и леса, - мы рядом с природой, вместе с ней.

Мы ходим на рыбалку, наблюдаем за тем, как плывет рыба, как она плещется, нерестится, и свои наблюдения переносим в танцы, передаем в движениях. Охотясь, ребята наблюдают за животными. Встречаясь, например, с медведем, изучают и перенимают его походку, повадки, особенно, как он рыбачит у реки. Как осторожно высматривает рыбу, как ловко выхватывает ее из воды. Замечательно передает образ медведя наш артист Юрий Мещеряков, а его брат Валерий отлично копирует движения росомахи. Он вырос и долго работал в табуне. И, находясь среди дикой природы, охотясь за животными, Валера улавливал особенности их поведения, запоминал их повадки. А вот Лева Данилов прекрасно изображает ворона, у него точны все повороты корпуса, взгляды, особое сверкание глаз, гортанный крик. Ворон является богом для ительменов. Это Кутх, который создал землю, где мы живем.

Занимаясь разделкой рыбы на речке, девушки наблюдают за чайками, которые прилетают в начале весны и покидают нас осенью. За это время нам удается устанавливать с ними контакт. Мы издаем звуки, похожие на их звуки, и чайки откликаются. Это оседает глубоко в душе, и в танце движение выходит изнутри. Нельзя просто заучить и сухо выполнить движение, его надо пережить. Превратиться в чайку, почувствовать ее полет.

Я бы хотела сейчас с чайками поговорить...

Если бы бумага могла передавать звук! Поверьте, Лида поразительно точно воспроизвела резкие и чуть жалобные чаечьи крики, но ответа не последовало.

- ...Они сейчас не активные, потому что сыты - вечер, дело ко сну идет.

...Танец, с которого начинаются наши представления, называется "У реки". Утром девушки выходят на реку умываться, красоваться, любоваться собой. В тумане они пробираются через высокую траву, разводя ее руками, и подходят к берегу, где сидят чайки. Те вспархивают, и девушки оборачиваются чайками, летают, затем садятся у воды, плещутся, пьют воду. И вот они уже снова девушки, плетут косы, причесываются, любуются друг другом.

Все женщины любят украшения, наряды, и наши девушки плетут себе венки из цветов, но движения обязательно должны быть такими, что ты не просто взяла цветок, а увидела его, потом сорвала. Это должно быть так натурально, так естественно, чтобы зритель тоже увидел, как ты срываешь цветок и вплетаешь его в венок.

Затем девушки перевоплощаются в ручей, в речку. Речка быстро течет по камням. Вот это движение, когда мы словно перекатываемся, оно так и называется "перекат" - перекатывание воды через камни. И когда река встречает крутой поворот, она начинает бурлить и затем постепенно затихает, переходя в плавные, плавные волны... А девушки между тем собираются домой и уходят, раздвигая руками высокую траву... Это танец раннего утра.

Конечно же, живя у реки, мы наблюдаем, как рыба подходит к нерестилищу, начинает трепетать, как выходит кладка икры, как происходит вот это трение между самцом и самкой, оплодотворение, и как рыбы, отметав икру, продолжают свой путь и постепенно расходятся. Подобные движения - они должны быть очень нежными и красивыми - прослеживаются во многих танцах.

Тесно связаны наши танцы и с бытом. Ительмены - рыболовы, охотники, собиратели. Занимаясь все лето своим исконным делом, они подмечали основные, выработанные за века бытовые движения, например, такие, как при копке сараны или кемчиги. Ну а когда собираешь ягоду, то ведь и переберешь ее, чтобы очистить от мусора, и как бы просушишь в руках, и на вкус попробуешь. И это все тоже перешло в танец, так что движение скажет: ах, как вкусно, как сладко! Или вот мужчины крутили лемешину. Они терли ее и клали за губу вместо табака, такое у них было своего рода курево. Есть в наших танцах и это...

У ительменов в крови подражательство, передразнивание. Они обожают гримасничать, но гримасы строились еще и для того, чтобы отгонять злых духов. Гримасничали как мужчины, так и женщины. Вот, например, танец "Гамулы" - это танец духов вулкана о том, какие бывают духи: злые, некрасивые, молниеносные, опасные. И вот они гримасничают и смеются, и их смех говорит о том, что они чувствуют себя властелинами земли и люди должны бояться их и молиться о спасении. Но люди в ответ им тоже гримасничают и тем отгоняют злых духов.

Ительмены были верующими, язычниками, они поклонялись богам, это Кутх и Хантай, изображения которых они ставили в местах своего проживания, там, где собирали грибы и ягоды, чтобы и на следующий год боги помогли собрать им не меньше лесных даров. И, конечно, Хантай стоял на реке и у моря, потому что это еще и рыбный бог - самый главный бог, ведь рыба у ительменов - как хлеб, она заменяла им все.

О наших ительменских танцах можно, наверное, написать целую поэму. Танцы всегда рассказывают...

Вот, например, танец "Хаюшки". Это ительменское слово обозначает перекличку мужчин и женщин. Выходят на прогулку мужчины, чтобы накрутить себе лемешину, посмаковать ее. Выходят и девушки. Мужчины удивляются и спрашивают: "Кто такие?" А девушки отвечают: "Это мы идем!" Они говорят: "А куда идете?" А мы: "Просто так идем!" Они: "Идите к нам!" А мы: "Ишь, какие!" Тут начинаются заигрывания: мужчины обхаживают девушек, те кокетничают, не желая поддавать ся. Но потом они приходят к согласию. Мужчины показали свою удаль, свое мастерство, девушки завоеваны, и после обоюдной песни звучат слова: "Хаюшки, капинюшку...". И снова возникает рыбье движение, как бы рыба попалась в сети, рыбак поймал ее... И вот они уже соединяются, мужчина уводит женщину, спрашивая: "Куда?" А она отвечает: "Туда..." Вот такие у нас отношения! Но ведь таковы они и в живой природе - у рыб, зверей и птиц. Это все - наши персонажи.

- Лида, а ты стопроцентная ительменка?

- Не совсем. Я занималась историей своего рода. Он ведет начало от XVII века, когда поженились женщина ительменка и мужчина американец и здесь основали свою семью. Часть потомков впоследствии уехала в Америку, и там тоже до сих пор живут дети их детей, но большая часть осталась на Камчатке. А когда пришли казаки, кровь снова смешалась, и вот я уже почти не похожа на ительменку. Но гены говорят свое. Моя сестра - больше, чем я, ительменка, черненькая, кудрявая...

Солнце заходит. На скалы противоположного берега Коврана наползает тень. Чайки молчат. В реке потихоньку плещется рыба. Та, что уже отметала икру, и жить ей осталось недолго...

Через день на рассвете мы вместе с бригадой деревенских рыбаков отправимся к Охотскому морю, к устью Коврана, куда заходит из моря на нерест лосось и где мы станем свидетелями его промышленно го лова. Увидим, как будут тянуть сеть, как пойдет в нее рыба - кета и горбуша, розовеющая, большая, в среднем сантиметров по шестьдесят, если не больше. И будут кружиться чайки и виться несметные полчища комаров. Рыбаки вымоют кузов грузовика и будут долго кидать в него рыбу, хотя улов, по их мнению, был небольшой. А потом грузовик уедет в Усть-Хайрюзово, а нам на самом Охотском море покажут другой вид рыбалки, где совсем уже рыбы не будет, но важен нам был отнюдь не улов...

Это будет послезавтра. А еще через день, накануне нашего отъезда, мы будем сидеть заполночь на кухне у Бориса Александровича в обществе Лиды Кручининой и Олега Запороцкого (об этом интереснейшем человеке - "новом" ительменце - я еще надеюсь рассказать читателям "Науки и жизни") при свете керосиновой лампы, так как электричества все-таки не было все четыре дня, - и Борис будет петь ительменские песни, и песни русские, и старинные романсы. И я поймаю себя на мысли, что не хочу уезжать. И что мне, наверное, не удастся во всей свежести сохранить ковранские впечатления, потому что после Коврана будут другие, не менее захватывающие поездки (наша экспедиция только-только начиналась, впереди - Большерецк, Авача, Мильково, Эссо, Курильское озеро, остров Беринга). Но как же хотелось, чтобы возникшее здесь, в Ковране, чувство единения с природой и этими людьми, живущими на природе и выражающими ее всем существом, не ушло, даже будучи заслоненным другим, еще более сильным ощущением счастья...

Завтра на поляне "Алхалалалай" будет ярко и шумно, перед нами пройдет репетиция одноименного праздника, а сейчас, в вечерней тишине, любуюсь его молчаливой кулисой: на фоне скал, до половины закрытых полосой прибрежного леска, застыли старые балаганы и деревянные идолы - "хантаи" по-ительменски.

Н. ДОМРИНА, специальный корреспондент журнала "Наука и жизнь".
Фото автора.

(Продолжение следует.)


Цитаты из Штеллера Племена, обитающие между Лопаткою и Тигилем, называют себя ительменами, или в женском роде "ительма", "ительмалахч", хотя и не существует причины, почему они именуют себя именно таким образом или откуда производится это название, тем более, что на их языках не существует слова, имеющего сходство с этим наименованием. Господа Шётген и Страленберг вскоре произвели отсюда названия древних скифов, обитавших по реке Эдели или Волге, а также немецкое слово edelmann (благородный, дворянин). Впоследствии я с большим удовольствием узнал, что слово "ительмен" равнозначно с "кима" - "житель". "Ителахса" - "я живу, населяю", а "ма ителахсан" - "где он проживает". Слово "мен" - все равно что "мужик", во множественном числе - "люди". Поэтому, следовательно, все слово означает живущих людей, или насельников. Radices (корни) этих слов в настоящее время сохранились только в языке людей, обитающих от Немтика до Морошечной.
Поистине можно сказать, что этот веселый народ перед прочими племенами особо одарен музыкальными способностями, и невозможно в достаточной мере надивиться только на их песнопения, не содержащие в себе ничего дикого; напротив, их песни так мелодичны и настолько стройны по соблюдению правил музыки, ритму и каденциям, что этого никак нельзя было бы предположить у такого народа. Если сопоставить с этим кантаты великого Орландо Лассо, которыми он развлекал короля Франции после кровавой парижской Варфоломеевской ночи, то они, помимо, конечно, искусности в смысле приятности производимого впечатления, значительно уступают ариям ительменов, которые умеют не только петь в унисон, но и подпевать друг другу на два-три средних голоса.
У ительменов в течение всего года бывает только один-единственный праздник, приходящийся на ноябрь. По-видимому, в древнейшие времена это празднество было установлено их предками в целях возблагодарения бога за его дары. Однако с течением времени эту цель они настолько затмили различными глупыми и шутовскими дурачествами, что сейчас совершенно невозможно отгадать, ради чего это празднество было, собственно, установлено. Я думаю, что они назначили данное время для собственного своего развлечения, безо всякого отношения к богу. Ительмены справляют этот праздник тогда, когда лов рыбы у них совершенно прекращается и когда закончена заготовка зимних запасов. Этот праздник они на Большой реке именуют "нусакум", не умея сами объяснить значение и происхождение этого слова.
Как настоящие mini (лицедеи), камчадалы умеют так хорошо изобразить кого угодно просто мимикою или же в разговоре, что сразу узнаешь, кого, собственно, они имеют в виду, хотя никто не стал бы и предполагать в них такой способности. И нет никого, кто за время своего пребывания среди них не подвергся бы их оценке и чье поведение не стало бы предметом публичного воспроизведения. При этом они запоминают немецкие слова и воспроизводят скверное произношение русской речи у иностранцев <...> Меня они пapoдиpуют, кaк я расспрашиваю их и записываю сведения об их нравах и обычаях, причем один туземец играет роль переводчика; другого они изображают в состоянии опьянения, запретных удовольствий и ночных кутежей. При этом они не забывают курить и нюхать табак, чихать, сморкаться, уговаривать людей, задевать собеседника словами, порою даже угощать ударами. Лишь только у них выдается свободная минутка, они тотчас же упражняются в изображении кого-либо, что бы он ни делал. Для всех таких развлечений у них употребляется чаще ночное время, чем дневное. Если им надоедает подобное удовольствие, они переходят к рассказам о своем Кутке и основательно, хотя и вежливо, издеваются над ним. Один при этом дразнит другого. Покончив с этим, они подражают крику разных птиц, а также свисту ветра и вообще всему, что попадается им на глаза. На основании этого можно в достаточной мере оценить восприимчивость камчадалов и живость их воображения.
Рыболовство на Камчатке, вне всякого сомнения, представляет собою замечательнейшее явление и связано с очень многими исключительными и почти невероятными обстоятельствами. Кроме того, оно тем достойнее всякого подробного описания, чем более на его объектах, при недостаче хлебной и животной пищи, сказываются и ясно обнаруживаются всемудрая заботливость и милосердная любовь господа бога. Камчатка питается почти исключительно рыбою. Несмотря на то, что реки и озера этой страны не обладают ни одной собственной породой рыб, как это наблюдается в других удаленных от моря местностях, можно все-таки поставить вопрос, есть ли на всем земном шаре другая, кроме Камчатки, страна, которая имела бы большее обилие самой лучшей и самой вкусной рыбы.
Вся камчатская рыба идет весною с моря и через устья рек поднимается против течения в таком неимоверном количестве, что реки начинают от этого вздуваться и живыми волнами выступают из берегов; к вечеру, когда рыба обычно приостанавливается в своем подъеме с моря, при спадении воды, по берегам остается такое множество рыбы, какое едва ли найти в других больших реках, отчего все окрестности реки наполняются зловонием; там непременно возникали бы эпидемии, если бы постоянные, очищающие воздух ветры не предотвращали подобное несчастье. Ударив копьем по воде, редко не попадешь при этом в рыбу. Медведи, собаки и другие животные вылавливают у берегов своими мордами и лапами больше рыбы, чем в других местах люди добывают ее всеми своими рыболовными орудиями и сетями.
Среди прочих забавных вещей жители Камчатки обладают, между прочим, и привычкою не принимать в свой язык ни одного чужого слова. Всегда, когда им попадается чужое слово, будь то название лица или предмета, они, по живости своего характера и фантазии, тотчас же изобретают слово на основании сравнения с их знакомым предметом. Порою они имеют для этого достаточное основание, порою не имеют. Таким образом, русский называется у них "брахтадт", жрец или священник - "богбог", студент - "сокеинач", "студонат" ("студеный") - холодный, доктор - "дуктонасс", хлеб - "брахтадт аугч", русские предметы или лица - "сарана", дьячок - "ки аангич", колокол - "кук", железо - "оачу", кузнец - "оасакисса" ("покоритель железа"); матрос - "учавсшинита" (собственно, "поднимающийся наверх", потому что моряки по вантам поднимаются на мачту). <...> Когда к ним приезжают русские, то их первое приказание гласит: "Свари чайку"; а так как чайка является птицею, которая по-ительменски называется "сокосох", то и чай они называют "сокосох". <...> Русского человека они называют simplificitor (попросту) "та-тах", что на их языке означает "давай сюда" - выражение, являющееся первым требованием русских. Казака же они именуют "брахтадт" или "брахтатах", несомненно оттого, что якутские казаки, которые первоначально их покорили с оружием в руках, говорили между собою всегда по-якутски и называли себя "барах"; в сочетании же слова "давай" со словом "ступей" ("ступай") они называли казаков "ступай давай", что значило "двигайся, подавай" и в чем всегда выражался modus precedendi (способ действия) казаков.
Ительмены внимательно, подобно обезьянам, следят за всем, думают о виденном и излагают свои мысли в форме нерифмованных песен, так как они решительно ничего в поэзии не смыслят. Что касается содержания тех песен, то в них нет ничего глубокого, а выражаются простые мысли о вещах, показавшихся им странными или возбудивших их удивление. Они слагают песни на всех вновь к ним прибывших и рассказывают о том, что они усмотрели в них смешного или чуждого им, причем порою допускают и легкую сатиру, как они поступили, например, в песнях в честь подполковника Мерлина, майора Павлоцкого и студента Крашенинникова. Если у них нет другого сюжета, то они останавливаются на бабочке, летучей мыши и т. п. и описывают природу и свойства с пародиею на любовное увлечение какого-нибудь своего соперника, на что вся песня и рассчитана. Такого соперника они называют общим именем "баюн", то есть "ухажер", что означает ительмена, бывшего раньше великим ловеласом и отличавшегося очень значительною красотою и необыкновенной влюбчивостью.


Стеллер Г. В. Описание земли Камчатки. - Петропавловск-Камчатский: Камчатский печатный двор, Книжное издательство, 1999.

Читайте в любое время

Другие статьи из рубрики «Отечество. Страницы истории»

Детальное описание иллюстрации

Ключевская сопка. XVIII век. Иллюстрация из историко-географического атласа "Камчатка. XVII-XX вв."
Современные пляски ительменов виртуозны, зажигательны, лиричны. Есть, однако, и подобные тем, которые описывал Штеллер, отмечая, что "дикость пляски вполне соответствует варварскому крику, ее сопровождающему, но туземцы страстно увлекаются им; начав танец, они кажутся охваченными бешенством до такой степени, что уже не в силах прекратить его, хотя они страшно утомляются и пот льется с них потоками. Кто сумеет дольше всех выдержать, считает это великою для себя честью, чем и снискивает благоволение женщины, в это же время сговаривающейся с ним взглядами".
В Большой советской энциклопедии - до сих пор основном нашем справочнике - читаем: "Юкола, вяленая на солнце и ветру рыба. Заготовлялась населением Сибири и Дальнего Востока (ненцы, селькупы, коряки и др.) на зиму для питания людей и отчасти на корм ездовым собакам (последнее сохранилось до настоящего времени). Для приготовления юколы рыбу (в основном лососевых пород) очищают от чешуи, отрезают голову, разрезают пополам вдоль спины, вынимают внутренности и кости, распластывают и развешивают на вешалах. Некоторые народы коптили рыбу над очагом или слабо засаливали". Вот эти "др." и "некоторые народы" - в частности ительмены; обычай заготовлять юколу сохранился у них до сих пор.
Портал журнала «Наука и жизнь» использует файлы cookie и рекомендательные технологии. Продолжая пользоваться порталом, вы соглашаетесь с хранением и использованием порталом и партнёрскими сайтами файлов cookie и рекомендательных технологий на вашем устройстве. Подробнее