НЕБОСКРЕБ

Роберт БИРН. Перевел с английского Н. Бурин. Рис. Н. Кошкина.

Современный американский писатель Роберт Бирн - один из немногих писателей, кто продолжил традиции, заложенные Артуром Хейли. Достоверно, убедительно и в то же время в увлекательной форме Р. Бирн показывает изнутри сложный механизм современного производства. Прежде чем начать писать, Роберт Бирн прошел большую жизненную школу: работал таксистом, на железной дороге, редактором журнала по гражданскому строительству. Это сказалось и на выборе сюжетов его произведений.

Наука и жизнь // Иллюстрации
Наука и жизнь // Иллюстрации
Наука и жизнь // Иллюстрации

Глава 1

Для Эдвина Лестера поездка на Манхэттен в его последнее утро на этой земле была не более неприятной, чем в любое другое. Он уцепился за металлическую скобу в противно дребезжащем, вихляющемся из стороны в сторону вагоне подземки, битком набитом людьми, которых он не знал и не желал знать. Глаза его, как обычно, глядели в одну точку, сознание отключилось. Приятно было сознавать, что он одет со вкусом. Ему нравилось считать себя самым изысканно одетым бухгалтером во всем Нью-Йорке. Даже его полосатая нижняя рубашка из хлопка и боксерские трусики были свежевыстираны и выглажены. Но этот нюанс его туалета впоследствии в морге должным образом не оценят.

Поезд, вздрогнув, остановился.

- Это Пятидесятая? - спросил он, наклонив голову к газете какой-то женщины и скосив взгляд на тусклые, немытые окна.

- Да, - ответила женщина, выдергивая газету из-под его подбородка. - Если вы слепой, то где ваша тросточка?

Вместе со всем этим стадом людей Эдвин Лестер торопливо пересек платформу, прошел через выпускные воротца и поспешил вверх по бетонным ступеням. Он старался не дышать, поскольку ароматы на станции "50-я улица" были не самыми изысканными в списке новых отравляющих веществ. Оказавшись на тротуаре, он пригнул голову и с усилием двинулся через 8-ю авеню, борясь с пронизывающим западным ветром. В подземке не произошло аварии, в его карманы никто не забрался, никто ничего не нарисовал на его пальто и не высморкался на него. Еще несколько минут бдительности - и он будет в безопасности, в своем кабинете на 60-м этаже здания Залияна. Он был рад, что ему не пришлоcь идти с западной стороны через всю площадь - ведь там ветер всегда был куда сильнее.

Площадь Залияна представляла собой пустынное пространство, протянувшееся между 49-й и 50-й улицами, захватывая значительную часть 8-й и 9-й авеню. Все работавшие в этом районе знали, что главной проблемой было отсутствие каких-либо препятствий для ветра, хотя архитектор здания и отрицал это. Когда порывы ветра в любых других районах города достигали вполне сносного уровня в двадцать миль в час, на площади Залияна они могли быть вдвое сильнее и вполне достаточными для того, чтобы сбить с ног неопытного пешехода. В завываниях ветров, налетавших с Гудзона, через городские ущелья западной части Манхэттена, казалось, появлялись тревожные нотки, когда они добирались до пустынной площадки, которая когда-то была площадью Мэдисон-Сквер-Гарден. Обтекая высотное здание, строящееся в конце квартала на 9-й авеню, ветры соединялись снова и, не встречая препятствий, мчались наперегонки через площадь, словно тут у них был обводной канал. Они вздымали тучи пыли и песка порой метров на тридцать в высоту, создавая этакие миниатюрные смерчи-торнадо из бумажных стаканчиков и оберток от сандвичей. Служащие конторы Залияна соглашались,что необходимо как-то рассечь этот ветер, ослабить его, может быть, полосой деревьев или какой-нибудь стеной. Каменных скамеек для этого было явно недостаточно. Широкие углубленные ступени, спускающиеся вниз, к фонтану, могли служить определенным убежищем, если только сам фонтан был отключен; если же он работал, сооружение напоминало автомобильную мойку. Этот район был особенно опасен зимой, асфальт обледеневал. Чтобы добраться до работы, служащим приходилось проделывать настоящие акробатические трюки. Около года назад кто-то рассылал повсюду петиции, призывавшие к сооружению перил поперек площади, но из этого так ничего и не вышло. Архитектор отверг эту идею как профанацию его замысла.

Здание Залияна стояло в северо-восточном углу этого участка, как бы стараясь по возможности потеснее прижаться к более фешенебельным кварталам центральной части города. Чередование вертикальных гранитных полос с такими же полосами затемненного под цвет бронзы стекла создавало довольно впечатляющее зрелище. Если не считать маленьких балкончиков на уровне третьего этажа, все четыре стены, резко уходящие ввысь от горизонтали улицы к пирамидальной крыше на 66-м этаже, не имели ни одного украшения. В сообщениях печати этот замысел называли "освежающе целомудренным", "мощной оптимистической заявкой на будущее города". Это было стройное, "дерзостно стройное", бросающееся в глаза здание, ледяным пиком вонзающееся в небо Нью-Йорка. Можно было легко представить, как Арам Залиян смотрит на восток из своего кабинетного комплекса под самой крышей, довольный тем, что находится на одном уровне со зданием Экксона, Рокфеллеровским центром, башней Трэмпа и такими давними "оптимистическими заявками", как здания Крайслера и Эмпайр-стэйт.

Служащие, поджидающие на площадке лифт, обслуживавший этажи с 44-го по 66-й, были в тот день разговорчивее обычного. Возбуждающая борьба с ветром вывела их из обычной пассивности. В тот момент, когда к ним подошел Эдвин Лестер, какой-то молодой человек, приблизившись к дверям лифта, знаком поднятой вверх руки призвал всех к тишине.

- Вы слышите? - спросил он. - Прислушайтесь!

- Вы имеете в виду звук от ударов тросов о стену? - спросила какая-то женщина.

- Нет, вовсе не этот звук. Это просто ветер со свистом дует из-под всех дверей. Я имею в виду более низкий звук, вроде органной ноты. - Он прислушался. - Звучит как "ре", чуть ниже среднего "до". 

- Послушали бы вы, что делается на нашем этаже, - сказала другая женщина. - Я работаю на пятьдесят третьем, в северо-восточном крыле. При такой погоде у меня весь день напролет в ушах будто койоты завывают.

Двери лифта открылись, и все гурьбой устремились внутрь, тут же разворачиваясь лицом к дверям.

- Когда ветер задувает через вентиляционные решетки лифта, - сказал тот же молодой человек, - шахта превращается в органную трубу. Мы работаем в самом высоком в мире органе фирмы "Вэрлитцер".

- Ах, вот в чем проблема, - сказал другой мужчина, когда двери лифта плавно закрылись, - вы, друзья, просто не любите музыку, а?

Смех все еще звучал в ушах Эдвина, когда он добрался до своего кабинета. Как забавны люди, думал он, аккуратно пристраивая свое пальто на крючок и рукой отряхивая с него воображаемые пылинки. Ну, конечно, не все люди. Сам он, например, особой веселостью не отличался. Самыми характерными его чертами, помимо вкуса к хорошей одежде, были, вероятно, самоконтроль и целеустремленность. Ему можно было поручить любую работу с твердой уверенностью, что она будет закончена точно в срок и без лишних напоминаний. Чего же он добился при всех этих положительных качествах? Должности помощника контролера в отделе учета строительной корпорации Залияна. И почти нет надежды до ухода на пенсию получить повышение в должности, но он по-прежнему будет добросовестно работать, отдавая делу все свои способности. Во всяком случае, у него был свой кабинет с прекрасным видом из окна, что обычно считалось признаком неоспоримого престижа. Однако применительно к зданию Залияна, которое в ветреные дни раскачивалось из стороны в сторону фута на три, это всего-навсего означало, что другие компании отказались арендовать верхние этажи. Поначалу это колебание здания беспокоило его, но понемногу Эдвин настолько привык к этому, что почти не замечал.

Выражение "кабинет с окном" было явным преувеличением. Точнее было бы сказать "закуток с окном". То, что сотрудники называли кабинетами, на 60-м этаже представляло собой небольшие прямоугольники, отделенные друг от друга тонюсенькими перегородками, по высоте едва доходившими до плеча. Весь этаж был как бы открыт нараспашку, если не считать его центральной части, в которой размещались лифты, лестничные пролеты, уборные и прочие служебные помещения. Стоя у своей конторки, Эдвин мог поверх этих перегородок видеть все пространство, вплоть до окон на западной стороне здания.

Он приветливо помахал нескольким коллегам и отдернул шторы. При таком низком черно-сером небе солнце в это утро не должно было доставить никаких хлопот. Некоторое время он постоял у идущего от пола до потолка окна, чтобы полюбоваться общей панорамой зданий, раскинувшейся перед ним. Ему нравилось напоминать самому себе, что вид из его окна был до мельчайших подробностей столь же впечатляющим, как и из окна Арама Залияна. Лестер созерцал этот вид уже два года, но все еще не насладился им, да и не ожидал, что когда-нибудь окончательно насладится. Каждый день он проводил минут пять - десять, глядя в это окно, которое сейчас было забрызгано каплями гонимого ветром дождя. Утро было пасмурным, можно сказать зловещим, верхушки изломанного городского силуэта терялись в тумане. Желая убедить себя, что эта страшная высота его не пугает, он стоял очень близко к окну, ногтями прижимаясь к защитному деревянному поручню и касаясь лбом холодной поверхности стекла. Между носками его ботинок помещался целый городской квартал. Глядя вниз, он видел множество пятнышек, появляющихся из подземки и разбегающихся в разные стороны. А десятью минутами раньше он сам был одним из этих пятнышек. Вот раскрылись, как цветки, несколько крохотных зонтиков. А потом он заметил, что стекло зашевелилось.

Он проследил за своим отражением. Его голова и плечи колебались и подрагивали, словно отражаясь в воде. Стекло выгибалось сначала внутрь, а потом наружу с интервалами секунд в пять, каждый раз приближаясь примерно на сантиметр. И каждый такой изгиб сопровождался ясным щелчком. Он хмуро прислушался. Щелчки прекратились, и стекло выгнулось наружу еще сильнее, словно тонкая перепонка, затягиваемая в область низкого давления в ходе школьного опыта. Стекло вибрировало, и, когда он поднял руку, чтобы прикоснуться к нему, два окна на противоположной стороне обрушились внутрь, произведя звук сотни разом щелкнувших кнутов. В тот же самый миг стофунтовое стекло, сквозь которое смотрел Лестер, треснуло, выскочило из своей рамы и рухнуло на улицу, подобно лезвию гильотины. От яростного порыва ветра, прокатившегося по всему зданию, перегородки опрокинулись, как костяшки домино. Лестера крутануло, и он попал в водоворот конвертов, бумаг, разных формуляров и вырезок. Стараясь защитить глаза, он поднял руку и пошарил у себя за спиной, пытаясь опереться на окно, которого там уже не было. Мощный порыв ветра сбил его с ног и бросил на спину, перекинув через деревянный защитный поручень. Он изо всех сил уперся ногами, чтобы удержать равновесие, но все же соскользнул и прокатился по полу метра полтора вдоль наружной стены. Прижимаясь предплечьями к полу, он так и не смог остановиться и неуклонно продолжал скользить вниз, хотя его ногти и прочертили десяток полос в ковре. Парой футов ниже уровня пола его скрюченные пальцы зацепились за металлическую полоску, служившую нижним упором для окна, и в тот же миг он ощутил острую, обжигающую боль в правом запястье.

И с внезапностью, настолько потрясающей, что у него перехватило дыхание, Эдвин Лестер повис на 740-футовой высоте над 8-й авеню. Надо было ждать, пока кто-нибудь не появится и не стащит его оттуда в безопасное место, никакой альтернативы не было, и он попросту висел под ветром и дождем.

Он уцепился покрепче, борясь с ветром, стремящимся оторвать его, и ждал, жмурясь от капель дождя. Он чувствовал, будто правую руку вырывают из плечевого сустава, а боль в запястье все нарастала. Где же все его друзья и коллеги? Холод, пронизывающий ногу, заставлял предположить, что брюки разорваны, но он не осмеливался посмотреть вниз, чтобы удостовериться в этом. Он смотрел в зияющее отверстие в стене, надеясь увидеть там чье-нибудь лицо, но ни-кто не появлялся. Все произошло столь стремительно, что он даже не успел испугаться, но теперь страх расползался по нему, подобно тысячам муравьев. Желудок свело, а глаза наполнились слезами.

- Помогите! - закричал он до странности хриплым голосом. - Помогите мне!

Что они там, оглохли все, что ли? Неужели никто не заметил, как он вывалился за окно? Что ж, видимо, ему придется самому себя спасать. Собрав все силы, он сумел подтянуться, коснувшись подбородком ладоней. Он увидел до обидного близкий край стола. Казалось, еще немного, и он доберется до него. Лестер был уверен, что сможет ухватиться за него одной рукой, если другой будет достаточно крепко держаться. Он перенес вес всего тела на левую руку и попытался поднять правую, но она не подчинилась. Что-то удерживало ее. Он дернулся изо всех сил, но не смог освободить руку. Повернув голову, он увидел, что его правое запястье, как кинжалом, пригвождено стальным обломком оконной рамы. Он оказался наколотым, словно мотылек на булавку, в равной степени неспособный ни упасть ни приподняться, и с каждым отчаянным ударом сердца из его плоти исторгалась кровь, которую мгновенно уносил ветер. Он уставился на пульсирующую рану как на некий поврежденный прибор и попытался заставить свой мозг проанализиро вать происходящее и найти какое-то решение. Слезы туманили его взор, а сознание стало исчезать. Боль переместилась из правой руки в левую, а в груди вдруг возникло такое ощущение, будто ее сдавливали закручиваемые кем-то тиски. 

Эдвин Лестер обратил свой взор к свинцовым небесам. Его глаза и рот медленно расширялись, превращаясь в застывшую маску ужаса. И прежде чем остановиться, его сердце сделало несколько мощных, спазматических прыжков.

У двух пожарников, опустившихся сверху на веревках, ушло пять минут на то, чтобы снять Лестера со стального обломка и затащить обратно в его кабинет. Все реанимационные усилия врачей оказались напрасными. Когда они прибыли, Эдвин Лестер, жертва коронарной недостаточности, вызванной шоком, был уже мертв.

А смерть двадцатилетней Марии Верез, оказалась милосердной и быстрой. Она неторопливо шла на юг по восточной стороне 8-й авеню, отвернув лицо от раздражающих дождевых струй. Если бы ей пришло в голову бросить взгляд через улицу, на верхние этажи здания Залияна точно без пяти минут девять, она, возможно, увидела бы, как на 60-м этаже лопнуло окно, образовав брешь, словно от выпавшего зуба, а следом за стеклом понесся кружащийся шлейф белой бумаги. Хотя расстояние было довольно большим, а угол ее обзора искривленным, она могла бы разглядеть повисшего на руках мужчину. Оконное стекло шириной в шесть футов и высотой в восемь с половиной должно было выглядеть снизу не более чем ножом мачете или здоровенным ножом мясника. Но она так и не посмотрела вверх - изо всех сил стараясь уберечь свою обувь и одежду от потоков дождя.

Стекло падало строго вниз на протяжении сорока этажей, набирая скорость и вращаясь, словно лезвие циркулярной пилы. В двух сотнях футов от земли оно слегка накренилось и отклонилось от здания. Конечно, существовала вероятность, что оно ударится об асфальт или обрушит свою колоссальную энергию на автомобили и грузовики, но больно уж день выдался неудачный. Двигаясь с такой быстротой, что и не уследить глазом, оно стремительно приближалось к тротуару на противоположной стороне улицы, к спешащей фигурке Марии Верез.

Эксперты-медики не могли скрыть изумления. Туловище было разделено строго по диагонали справа налево - от шеи до бедра. Плоть и кожа на обоих кусках были плотно изрешечены осколками стекла, срикошетившими от мостовой, но основной разрез был хирургически ровным и чистым. И даже одежда этой женщины выглядела так, словно ее рассекли надвое мощным взмахом скальпеля.

Глава 2

Два старших компаньона совместной юридической фирмы Розена, Лузетти, Блэйка, Пирса и Кэлба обычно не работали по одному и тому же делу. У них были разные клиенты, административные обязанности и профессиональные интересы. Они, конечно, не ездили по вызовам на дом и не действовали артельно, как новички, только что окончившие школу, нет, Боже упаси! Но когда дело касается самого важного клиента вашей фирмы, вам приходится повиноваться - отчасти по привычке, а отчасти из страха.

Лифт с такой скоростью домчал их до 66-го этажа, что у них заложило уши. Оба они были седовласыми, упитанными мужчинами строгого поведения. Саймон Розен был повыше своего компаньона, его сдержанность граничила с робостью. Он не считал нужным скрывать слегка презрительного отношения к Эудженио Лузетти, к его грубоватым манерам и отнюдь не изысканному произношению. На них были очень похожие костюмы-тройки, и это совпадение Розен находил неудобным, зато Лузетти попросту не замечал.

- Надеюсь, он купит наш план, - сказал Лузетти.

- Я уверен, что купит. Для него это наилучший способ избежать суда, ход разговора ты возьмешь на себя. Ты сумеешь более четко изложить суть дела, чем я. А я тебя поддержу.

- Думаю, тебе он доверяет больше.

- Чепуха. Он в равной степени не доверяет никому. Ты возьмешь на себя ответственность, Джин. Как старший компаньон, я тебе приказываю.

- О чем ты говоришь? Мы оба старшие компаньоны.

- Но мне шестьдесят восемь лет, а тебе всего лишь шестьдесят четыре. Так что я более старший компаньон. Я себя неважно чувствую. Ежедневное общение с Арамом попросту убьет меня.

- Ладно, Саймон, - с сухим смешком сказал Лузетти, - согласен. Я не боюсь этого старикашку.

Однако в глубине души он знал, что боится.

Кабинет Арама Залияна был целиком отделан деревом. Полы покрывал паркет, а стены и потолок - дощатые панели. Сделанный из красного дерева стол для совещаний окружало шестнадцать деревянных кресел-вертушек ручной работы, изготовленных в Италии по специальным чертежам. В камине горело большое дубовое полено, по-видимому, в нарушение закона. Комната была так велика, что два персидских восемнадцатифутовых ковра в ней совершенно терялись. Стены были увешаны дюжиной написанных маслом картин. Саймон Розен легко мог назвать имена художников, а Джино Лузетти даже и не попытался бы сделать это. Письменный стол был выполнен из палисандрового дерева, и на его сияющей поверхности располагались лишь телефонный аппарат, селекторная установка и блокнот для записей.

Сам же Арам Залиян был отнюдь не из дерева. Он был из крови и плоти и очень возбужден. Его черные, как угольки, глубоко посаженные глаза остро смотрели из-под кустистых темных бровей, странным образом контрастировавших с высоким лбом и редкими, но жесткими, как проволока, волосами. Во всей его костистой фигуре было что-то хищное, и когда он увидел входящих в кабинет адвокатов, то вскочил на ноги и двинулся в их сторону, размахивая газетой.

- Вы видели "Таймс"? Уже две недели прошло, а они и дня не пропустили. В каждом распроклятом выпуске мусолят эти истории. Садитесь. Я ведь вам, ребята, плачу большие деньги, чтобы вы избавляли меня от любых неприятностей, - и что же происходит? Куда бы я ни посмотрел, Залиян такой да Залиян сякой. Каждый репортеришка в городе разевает пасть, но ни один даже не поговорил со мной. Они публикуют любую чушь, которая только приходит им в голову. Вы видели их там, в вестибюле? Их человек пятьдесят, должно быть. Они выстраиваются в очередь каждое утро, словно за подаянием.

Залиян двигался безостановочно. Твердым шагом ходил взад-вперед по кабинету, садился, вставал и снова садился. Его брови поднимались и опускались одновременно с руками. В какой-то момент он в гневе ударил ладонью по письменному столу, но тут же выхватил носовой платок из нагрудного кармана своего серо-стального пиджака и стер отпечатки пальцев с полировки. Розен наблюдал за этим представлением со своей обычной невозмутимостью, а Лузетти то забрасывал ногу на ногу, то снова опускал ее и явно чувствовал себя не в своей тарелке. 

- Ни "Пост", ни "Ньюс" меня не волнуют, - продолжал Залиян, - но "Таймс" меня достала. - Он скрутил газету и с силой шмякнул ею о край стола. Раздался звук, похожий на пистолетный выстрел. - А сегодня какой-то идиот интересуется, как все это повлияет на финансовое положение корпорации. Вы можете что-нибудь сделать? Он что же, в самом деле полагает, что из-за пары разбитых стекол все пойдет прахом? - Залиян сел и уставился на адвокатов, сидевших напротив. - Ну так что же мы собираемся с этим делать? Как вы намереваетесь остановить всю эту проклятую рекламу? А, Саймон? Не сиди там как пень. Выскажи-ка мне свое смехотворное и высокооплачиваемое мнение.

Саймон Розен поджал губы, а потом глубокомысленно произнес:

- Мы мало что можем сделать с прессой, если вообще можем. Меня не удивляет, что в газетах каждый день появляются какие-то статейки, вызванные... отвратительной природой этих ужасных смертей. Люди испытывают естественную антипатию к высоте и боятся, что их может треснуть по башке какое-то случайно выпавшее оконное стекло. Это отличный материал для газет. Сочинители всех этих баек даже не делают попыток взять у вас интервью, а это результат вашего отказа их давать.

- Ты что, хочешь, чтобы я устроил пресс-конференцию? Это и есть твой совет? Дать им возможность выкрутасничать с прямыми цитатами вместо того, чтобы они выдумывали что-то сами?

- Нет. Я считаю, что газеты все равно будут писать об этом событии, независимо от того, как вы поступите, до тех пор, пока сохраняется общественный интерес. Но интерес этот уже спадает. Сегодняшняя статья помещена в разделе бизнеса. История с Залияном в конечном счете будет вытеснена новыми несчастьями и скандалами. Такова уж человеческая природа.

- А что думаешь ты, Джино?

- Можно попробовать опубликовать что-то вроде туманного и угрожающего письма, - зашевелился в своем кресле Лузетти, - только я бы посоветовал этого не делать. Я знаю, подобные публикации приводят вас в бешенство, но давайте посмотрим на это как на докучливую, предваряющую суд публичность. Это может даже помочь нам добиться переноса места слушания дела в какой-нибудь городок в северной части штата, где присяжные не страдают боязнью высоких зданий.

- Не надо говорить о судах и присяжных, - замахал руками Залиян. - На моем веку их было вполне достаточно. Выступления свидетелей на открытом судебном заседании - вот все, что мне нужно. Вам нужно преградить дорогу суду. Сколько исковых заявлений уже представлено?

- Три, - ответил Лузетти, - на общую сумму в двести миллионов долларов. А за притязаниями на возмещение ущерба, вроде этого, ничего не стоит. Нам точно известно, что семьи обоих погибших подали хорошо обоснованные протесты, это же касается пяти-шести раненых. Есть еще десять, ну, может быть, двенадцать человек, травмированных настолько, чтобы они могли обратиться в суд. Может возникнуть десять - двенадцать неприятных исков со стороны людей, надеющихся поживиться на этом деле, но это весьма приблизительные прикидки, на самом деле их может быть гораздо больше, так что суд, или суды, думаю, неизбежны. Страховые компании тоже попытаются сплутовать, чтобы снять с себя ответственность. Мы с Саймоном видим только одну возможность избежать длительных судебных тяжб.

- Ах так?! И что же это за возможность? - Залиян оперся локтями о стол и закрыл лицо ладонями. Поэтому его голос прозвучал глухо, когда он сказал: - Продолжай, я слушаю.

Лузетти бросил быстрый взгляд на Розена, тот кивнул.

- Эти истцы возбудят дела против всех: архитектора, инженера-конструктора, главного подрядчика, субподрядчика, отвечавшего за установку окон, изготовителей рам и стекла... Я никого не забыл, Сай?

- Предприятия Залияна, для которых исполнялась эта работа, фирма Залияна, являющаяся сейчас владельцем этого здания, фирма "Собственность Залияна", агент по аренде и контролер по эксплуатации здания, а еще, согласно так называемой теории "большого кармана", сам Арам Залиян, миллионер, главный управляющий этими тремя упомянутыми корпорациями.

Залиян шумно выдохнул сквозь пальцы и сказал:

- Бывший миллионер.

- Каждый из ответчиков, - продолжил Лузетти, - будет представлен своим официальным страховым агентом или же адвокатом со стороны. Будут наняты технические эксперты для проверки технической документации. Все то, что выяснят эти эксперты, если это поддержит позиции их клиентов, будет представлено в суд, а экспертов вызовут в качестве свидетелей. После этого, конечно, против них тоже будут возбуждены иски другой стороной.

- Конечно, - сказал Залиян, опуская руки и сокрушенно качая головой из стороны в сторону.

- Если же данные экспертизы подтвердят нанесенный ущерб, страховые компании попытаются избежать суда. Мы вот что предлагаем, Арам: надо пригласить одного эксперта от нас, причем у него должна быть неоспоримая репутация честного человека, оказать ему полное содействие и дать возможность точно определить, отчего же выпали эти стекла. Когда он закончит свое расследование, мы устроим встречу с ответчиками и их адвокатами, представим эти выводы, определим долю ответственности всех сторон и на базе жесткого сотрудничества добьемся согласия каждой на соответствующее распределение этой ответственности.

- На базе дружеского сотрудничества! - взорвался Залиян. - Как бы я хотел затащить сюда и Мартино, и Шустера, и Кэстльмана и задушить их голыми руками! Я их нанял, чтобы они мне спроектировали и построили такое здание, которым я мог бы гордиться и заработать на нем баксы, а не такое, которое гнется, как флагшток, и из окон которого вылетают стекла! Чего ради я должен терпеть все эти неприятности? Они вели нечестную игру, так что им придется платить. Я даже не понимаю, с какой стати меня втянули во все это дело.

Он встал и снова стал ходить по комнате, глядя прямо перед собой. А Саймон Розен на мгновение прикрыл глаза - так он обычно отключался, попадая в неприятную ситуацию. Лузетти внимательно наблюдал за Залияном, чтобы не пропустить момент, когда тот вдруг начнет кидаться подвернувшимися под руку предметами.

- Вас втянули потому, - осторожно сказал Лузетти, - что некоторые стекла, выпавшие из принадлежа щего вам здания, убили пару человек и ранили еще с дюжину. Если все случившееся - результат ошибки проектировщиков и строителей, наш технический эсперт обнаружит это и обнародует результаты ко всеобщему удовлетворению. Дело будет улажено задолго до того, как попадет в судебные инстанции. Подчеркивая ценность каждой человеческой жизни, мы скорее всего сумеем убедить всех, что было бы пустой тратой времени заставлять присяжных...

Залиян дошел до дальней стены кабинета, позади стола для заседаний, и остановился там, скрестив руки на груди и уставившись на голую стену.

- Хорошо, наймите какого-нибудь эксперта, - сказал он, не оборачиваясь. - Их же кругом как собак нерезаных. 

- Тут нужен не просто какой-нибудь эксперт с хорошей репутацией. Я бы уточнил, что нужен такой, у которого нет никаких связей с нью-йоркской... с нью-йоркской...

- ...банкой с пауками? - продолжил Лузетти.

- ...с нью-йоркской ситуацией, - договорил Розен.

- У вас есть кто-нибудь на примете? - спросил Залиян, все еще не отрывая взгляда от стены.

- Да, - ответил Лузетти. - Его зовут Брайан Митчелл. Он из колорадской компании "Инженерные работы Селигмэна". Помните катастрофу с "Хайат Редженси" в Канзас-Сити? Он сохранил для страховой компании, нанявшей его, как минимум двадцать миллионов баксов. Он раскопал такие стороны дела, которые ускользнули от всех остальных. Словом, не важно, по какой причине, но люди верят тому, что он говорит, а в особенности присяжные.

- Хорошо, наймите его.

- Но он недешев.

- Сколько?

- Он берет тысячу восемьсот долларов в день плюс накладные расходы.

- Выходит, он такой же разбойник, как и вы.

- Все говорят, что он исключительно честен. Говорят, что если уж он написал за-ключение, то не изменит в нем ни слова ни за какие деньги. Ему верят.

- Таких людей не бывает.

- Тем не менее нам посоветовали именно его, поскольку он настолько беспристрастен, что поначалу невозможно даже понять, представляет ли он истца или ответчика. Вот именно потому-то он нам и нужен. Если вы в этой истории чисты, как заверяете нас, и если это дело так ясно, как вы полагаете, то тогда Брайан Митчелл - самый дешевый и самый быстрый способ возложить вину на Мартино, Шустера и Кэстльмана, причем не просто за окна, но и за то, что здание раскачивается.

Залиян дошел до двери кабинета и вытащил из кармана связку ключей.

- Добудьте мне его, - сказал он. - Я дам ему на обследование здания две недели, но ни на день больше. Надеюсь, он нам поможет.

Массивная дверь была снабжена двойным замком, так что ключ был нужен и для того, чтобы войти, и для того, чтобы выйти. Залиян с решительным видом уже стоял у открытой двери и взмахом руки указывал адвокатам на выход. Обошлись без прощальных рукопожатий.

- Ну, и что ты думаешь? - спросил Лузетти своего компаньона, когда они вошли в лифт. - Тебя не удивило, что он согласился пригласить дорогого специалиста со стороны?

- Вообще-то не удивило. Он понимает, что нельзя действовать прямолинейно, если хочешь выбраться из этого дела целехоньким.

- Я едва не расхохотался, когда он сказал, что не понимает, почему его втянули в это дело. Он еще узнает, как глубоко увяз, если окружной прокурор будет настаивать на обвинении в преступной небрежности. Я даже ушам своим не поверил, когда он это сказал.

- Да, он ведет себя как ребенок. Похоже, ему с трудом удается держать себя в руках. Ты читал в утренней газете статью Сильверштейна? Этот парень выдвинул несколько неплохих предположений. Араму вполне реально могут угрожать серьезные финансовые затруднения. По всей видимости, после той неудачи на Ямайке он потерял больше, чем рассказал нам. Банки отказываются вести повторные переговоры о займах. Это здание никогда не эксплуатировалось больше чем на семьдесят процентов. Сравни-ка это с девяносто пятью процентами остальных зданий в центре города.

- Да.

- Почему город дает ему такое количество концессий?

- И такое хреновое здание.

- Да, - кивнул Розен, - а наш мистер Митчелл, быть может, и раскопает, до какой именно степени оно хреновое.

Глава 3

В верху листка было небрежно написано карандашом: "ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАЧАЛО НОВОЙ БРОШЮРЫ. ПРИМЕРНЫЙ НАБРОСОК". Остальной текст был напечатан на машинке:

"ЧТО ОБЩЕГО У ЭТИХ КАТАСТРОФ?

В КАЖДОЙ ИЗ НИХ ДЛЯ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ПРИЧИН ПРИГЛАШАЛИ ИНЖЕНЕРНУЮ КОМПАНИЮ СЕЛИГМЭНА.

1. Январь 1978 г. Гражданский центр "Колизей" в Хартфорде, штат Коннектикут. Полный обвал крыши, длина стальных пространственных перекрытий 300 футов. Никто не погиб и не был ранен.

2. 27 апреля 1978 г. Атомная электростанция Плэзентса на острове Уиллоу, штат Западная Виргиния. Рабочая платформа, состоящая из трех уровней, падает на землю с высоты 166 футов во время строитель ства охладительной башни. Погиб 51 рабочий.

3. 1979 г. Арена Кемпера в Канзас-Сити, штат Миссури. Падение подвесной крыши, простиравшейся на 324 фута. Никто не погиб и не был ранен.

4. 27 марта 1981 г. Здание, принадлежавшее нескольким владельцам, в Харбор-Кэй, на побережье Какао, штат Флорида. Полный обвал пяти этажей, здание состояло из плоских бетонных плит, авария произошла во время бетонирования крыши. 11 человек погибли и 23 ранены.

5. 17 июля 1981 г. Гостиница "Хайат Редженси" в Канзас-Сити, штат Миссури. Два перехода над внутренним двориком рухнули во время танцев. Погибли 114 человек и ранены 186.

6. 15 апреля 1982 г. Восточная часть Чикаго, штат Иллинойс. Обвал пролета бетонного моста во время строительства. Погибли 13 рабочих.

7. 22 июля 1982 г. Здание "Континентал-Иллинойс" в Нью-Йорке. Стрела строительного крана длиной в 134 фута прогнулась, сорвав куски гранита с 43 этажей. Они рухнули на улицу, один человек убит, 16 ранены.

8. 9 апреля 1983 г. Международный металлургический завод в Бутте, штат Монтана. При сильном ветре опрокинулась бетонная труба высотой 825 футов. Убиты двое.

9. 29 июня 1983 г. Гринвич, штат Коннектикут. Обвал моста № 95 через реку Майанус. Убиты трое.

10. 1 февраля 1984 г. Мексиканский залив. Затонула 200-футовая буровая платформа "Южный орел". Утонули 74 человека".

Берт Фабер перечитал написанное - неплохо. Он влетел в кабинет Эмиля Селигмэна и бросил листок на письменный стол шефа. 

- Отлично, - сказал он, присаживаясь на краешек кресла в ожидании приговора, - этот вариант, возможно, понравится тебе больше. Митч уже сказал мне, что какое бы решение мы ни приняли, оно его устроит.

Тощий и подвижный Фабер был антиподом флегматичного Селигмэна, никогда не делавшего резких движений и жестов. По мере приближения к пятидесятилетнему возрасту его лицо и талия стали заметно утолщаться. Жена Селигмэна постоянно следила за тем, чтобы он соблюдал диету и делал зарядку.

Селигмэн вздохнул и взял листок. Окно за его спиной выходило на юг, что позволяло Фаберу видеть Утюги - огромные гранитные срезы на подступах к Скалистым горам. Слева от них, на небольшом холме над верхушками цветущих деревьев, виднелись красные черепичные крыши Колорадского университета, в котором Селигмэн и Брайан Митчелл когда-то преподавали гражданское проектирование. Они до сих пор вели там факультативные занятия, но за последние пять лет довольно редко, с тех пор как дела инженерной компании резко пошли в гору.

Через несколько минут Селигмэн положил бумагу на стол.

- Относительно арены Кемпера, - сказал он, ткнув коротким пальцем в соответствующее место. - Ты не указал даты, просто написал год. Надо быть последовательным.

- Хорошо, шеф. Нет проблем.

Чтобы уберечься от пятен и дырочек, которые могли оставить авторучки и карандаши, Селигмэн держал в кармане рубашки пластиковый пакетик, который свободолюбива настроенные студенты-гуманитарии прозвали "пакетиком растяпы". Фабер потянулся через письменный стол, выдернул из этого пакетика карандаш и небрежно нацарапал на полях: "Добавить дату".

- Это всего лишь примерный набросок. У меня под рукой не оказалось этой даты.

- В некоторых пунктах ты указал число убитых, а числа раненых нет. Если уж ты решил приплетать сюда и раненых, то это следует делать в каждом случае.

- О Господи! Тебе, выходит, нужно абсолютное единообразие, - сказал Фабер и быстро дописал: "Добавить раненых".

Селигмэн вновь углубился в чтение и вновь прервался, похлопав рукой по листку.

- В начале ты употребляешь слово "катастрофа". У меня это вызывает сомнение. Не все проекты, на которые ты ссылаешься, привели к гибели людей.

- Ну и что с того?

- Если никто не погиб, то это никакая не катастрофа. Авария - да. Серьезный экономический ущерб. Возможно, трагедия. Быть может, даже несчастье. Но никакая не катастрофа. Это терминология управления безопасности труда и здравоохранения.

- Боже мой, да терминология этого управления совсем не обязательно верна... она даже неразумна. Спроси десяток человек на улице, что означает это слово, и я готов побиться об заклад, ни один не скажет тебе, что необходимо убить кого-нибудь, чтобы назвать это катастрофой.

- Эта брошюра рассчитана не на десяток прохожих, которых я встречу на улице. Она рассчитана на людей, очень хорошо знакомых с терминологией управления.

- Ладно.

Фабер вычеркнул слово "катастроф" и надписал сверху "аварий", так сильно нажимая на карандаш, что тот сломался. Он вытащил из кармана Селигмэна другой и полюбопытствовал, не желает ли шеф поменять еще что-нибудь.

- В случае с этим "Южным орлом" ты пишешь, что утонули 74 человека, а в случае с краном ты намекаешь, что на людей обрушились куски гранита, но в остальных пунктах ты не указываешь причины смертей. Зачем вообще указывать эти причины?

Фабер написал: "Никаких пылких выражений". Селигмэн продолжал:

- Стоит ли вообще упоминать об убитых и раненых? Работа, которую мы выполняли по этим проектам, никак не связана с наличием или отсутствием пострадавших. Мы инженеры, а не медицинские эксперты.

- Да что же это, черт подери, тебя разбирает, Эмиль?! Я составил список пострадавших, поскольку это показывает, что, когда дела плохи и многое поставлено на карту, адвокаты, владельцы и архитекторы обращаются к нам. Когда речь идет о гибели людей, требуются самые лучшие специалисты-эксперты, которых вы только можете раздобыть. Я полагаю, что важно оставить все эти факты как есть. - Фабер отбросил карандаш в сторону и сел. - Я знаю, в чем все дело. Тебе вообще не нравится эта идея с брошюрой, ведь так, да? Так почему бы прямо не сказать мне об этом, чтобы я не тратил времени попусту?

Селигмэн тяжело вздохнул и потер глаза кончиками пальцев.

- Я знаю, что брошюре, которой мы пользуемся, уже пять лет, - сказал он усталым голосом. - Ты был прав, сказав, что она не отражает нынешнего положения нашей компании. Я знаю, что нам нужна новая. Но этот акцент на анализе несчастий... ну, это не то, что я имел в виду, когда учреждал нашу компанию.

- Но отсюда же и идет весь рост. Новые материалы, новые теории проектирования, стремление снизить расценки, падение квалификации рабочих, инспекторов, уровня стандартов... Это сулит все новые и новые аварии.

- Может быть, и так, только...

- И все больше людей готовы начать судебные тяжбы еще и потому, что в этом замешаны деньги. Присяжные разбрасывают страховые деньги, как конфетти. Черт подери, Эмиль, посмотри на список работ, в которые мы вовлечены. Если сейчас сделать еще одно усилие, мы сможем стать наиболее влиятельной фирмой в этой области.

- Ты хочешь выставить нас на всеобщее обозрение? Наиболее влиятельная фирма в области экспертизы катастроф... Мы что же, этого хотим?

- А почему бы и нет? Разве много инженерно-строительных фирм, способных сделать первоклассную аналитическую экспертизу и знающих закон об ответственности? Перед нами открывается великолепная возможность. Вместо того чтобы перекладывать основную часть лабораторной работы на специалистов извне, нам бы надо приобрести парочку электронных микроскопов и кое-какое мощное испытательное оборудование.

- Все эти акценты выглядят довольно неприглядно. Для меня строительное дело все еще означает проектирование, а не копание в авариях.

- Я и не говорил, что мы должны отказаться от проектирования. Нам следует вмешиваться в чужие дела лишь в той степени, какая позволила бы нашей компании не отстать от жизни. Я сказал только, что мы должны переместить свои интересы в ту часть бизнеса, которая представляется наиболее жизненной.

- Ты хочешь сказать "наиболее смертельной".

- О Господи! - воcкликнул Фабер, раздраженно стукнув руками по столу.

Селигмэн повернулся к окну и уставился на горы. 

- Я вынужден согласиться, - сказал он, - что исследовательские работы движутся быстрее, чем работы по проектированию. Сегодня днем позвонил какой-то адвокат из Нью-Йорка по имени Лузетти. Он хочет, чтобы Митчелл взглянул на окна в здании Залияна. И ни словом не обмолвился об оплате.

- А разве он не занимается железнодорожным мостом?

- Да, вместе с Эрхартом и Сэлливаном. Я обещал, что Митчелл займется этим делом.

- В Нью-Йорке Митч смог бы сделать нам кое-какую рекламу. По меньшей мере, показать фильм о наших проектах тамошним гражданским инженерам. Может быть, я смогу устроить ему интервью на телевидении. - Фабер поколебался, а потом добавил: - Митч - это еще одна причина, по которой нам следует выпустить новую брошюру, Эмиль. Может быть, даже изменив название компании. Надо затянуть его в это поглубже. Как долго он намерен пускать на ветер такие большие гонорары? Ему следовало подумать и о себе.

- Любое дело, над которым надо серьезно поломать голову, делает его счастливым. Похоже, деньги не играют важной роли в его жизни.

- Не торопись с выводами.

- Я уже не способен на подобного рода заблуждения, - сказал Селигмэн, смиренно посмотрев на Фабера. - За последние несколько лет я повидал так много аварий, что уже никогда не смогу быть в чем-либо уверен наверняка.

За несколько минут до полуночи забрызганный грязью фургончик с номерными знаками штата Колорадо вырулил на стоянку мотеля в Рэйтоне, штат Нью-Мексико, и припарковался недалеко от единственного освещенного места. Водитель на мгновение опустил голову на руки и негромко чертыхнулся. Это был мужчина с загорелым, слегка обветренным лицом. Небольшие шрамы в форме полумесяца на носу и щеках свидетельствовали о том, что когда-то он был настолько глуп, что занялся лесосплавом по чистой воде. Его черные, чуть тронутые сединой волосы были потными и растрепанными. На сиденье рядом с ним лежали кое-какие атрибуты его профессии, которые он рассовывал по разным карманам куртки: увеличительное стекло, небольшой складной телескоп, шестидюймовый глубиномер, складная измерительная линейка, рулетка, электронный кронциркуль, карманный нож, отвертка и крохотный фотоаппарат "Минокс".

- Брайан! - в удивлении воскликнул Карл Эрхарт, когда он возник на пороге комнаты, которую они с Тимоном Сэлливаном снимали в мотеле. - Чем ты занимался, черт побери? У тебя такой вид, будто ты работаешь в пекарне.

Мужчины сидели в креслах, придвинутых к кровати, на которой были расстелены строительные чертежи. Брайан Митчелл оглядел себя. Его штормовка, вельветовые брюки и ботинки были покрыты каким-то белым порошком.

- Цементная пыль, - сказал он. - Я был на растворной фабрике.

- До полуночи?!

- Ну, не совсем. До полуночи я пил пиво в самом грязном баре, который когда-либо видел. Там обычно околачиваются местные водители грузовиков. Я не переставал спрашивать себя: "Что я здесь делаю?" Я ненавижу бары, ненавижу грязь. Я даже не слишком страдаю без пива. Я торчал там в надежде, что эти водители грузовиков в конце концов расскажут мне что-нибудь интересное, и они таки рассказали. Но, Бог мой, чего это стоило моему желудку и моей голове! - Он рухнул на одну из пустых кроватей и прикрыл глаза тыльной стороной ладони. - У меня голова кругом идет. Я чувствовал, что буду страдать от похмелья, и получил свое.

- Не могу в это поверить, - сказал Эрхарт. - Брайан Митчелл где-то пьет всю ночь напролет? У Брайана Митчелла похмелье? Главная новость нынешним вечером в Нью-Мексико. Слушай, Эмиль звонил. Он хочет, чтобы ты провел пару недель в Нью-Йорке.

- Это именно то, что мне нужно. Побольше нервотрепки.

- Он говорит, что в это время года там просто замечательно, - улыбнулся Эрхарт.

- Даже Нью-Йорк может показаться раем после этих водителей грузовиков, - согласился Митчелл. - В особенности после общения с Джонсоном Коротышкой. Ну и ну, сколько же он способен выжрать! А ваши ребята что-нибудь сегодня сделали?

- Совсем немного, - ответил Эрхарт. - Сделали множество фотографий, массу измерений. У нас теперь есть все материалы, чтобы вычертить схему, указывающую место приземления каждого крупного куска бетона. Совершенно ясно, что первой рухнула третья опора и увлекла за собой две другие. Похоже, что тридцатый и пятьдесят третий профили - единственные места, где напряжение бетона никогда не достигало максимума. Могло случиться так, что арматура на пятьдесят шестом профиле, как раз там, где начинается плечо Т-образной опоры, была настолько плотно сварена, что бетон туда даже не проник.

- Это постоянно происходит, - заметил Митчелл, не открывая глаз.

- Нам нужно раздобыть образец этой арматуры для Берта, чтобы он посмотрел, соответствуют ли параметры строительным правилам, - сказал Эрхарт. - Говорят, что при отсутствии должного контроля туда запихнули уйму какого-то дешевого дерьма с Тайваня. И потом этот бетон... У пятьдесят третьего профиля он слишком уж плох, из него прямо-таки целые куски можно выдавливать. Думаю, твое предположение, что в бетонной смеси было слишком много воды, верно. А что ты выяснил на растворной фабрике?

Митчелл свесил ноги на пол.

- Весьма современное предприятие. Все компьютеризовано. Фиксируется каждый шаг. Они могут показать вам точную формулу бетонной смеси по каждому из отправленных грузов, могут назвать время, когда уехал и вернулся любой из грузовиков, и даже фамилию водителя. Водоизмерители выглядят надежными и простыми в обращении. Поскольку компьютер набит не только основными данными, но и всяческой побочной информацией, мне удалось кое-что выяснить, например, среднее время поездки туда и обратно, когда они заливали бетоном третью опору. Двадцать пять минут на дорогу туда, двадцать пять на работу и двадцать минут на возвращение. Я проверил данные по тем дням, когда бетон заливали в тридцатый и пятьдесят третий профили. В обоих случаях это был понедельник. С интервалом в две недели. У меня глаза не опухли? Они все время слезятся.

- Они совершенно красные. Я никогда еще не видел, чтобы глаза были такого цвета.

Митчелл надел солнечные очки и обхватил голову руками.

- Так вот, я и подумал, что в барабаны некоторых грузовиков вода могла быть добавлена уже после того, как они выехали с фабрики. Оказывается, в оба эти понедельника какой-то грузовик уехал на мост в полдень, а вернулся обратно только без четверти два.

- Возможно, водитель разгрузился и остановился где-нибудь пообедать.

- А что, если он остановился по дороге туда? Я проверил записи и обнаружил, что водителем грузовика в обоих этих рейсах был мой хороший приятель Джонсон Коротышка. 

Эрхарт нахмурился, а Сэлливан улыбнулся.

- Ты хочешь сказать, что этот парень остановился пообедать с полным бетона грузовиком и вращающимся барабаном? - спросил Эрхарт.

- Ты верно понял. Захудалый дешевенький ресторанчик у перекрестка дорог. Парковался он позади здания, чтобы не быть на виду. А после обеда брал шланг и добавлял воду в свой груз, пока тот не приобретал точно такой же вид, как сразу после загрузки. Мне пришлось повозиться, и я выяснил все эти детали лишь совсем недавно. Но он что-то заподозрил, когда я принялся вытягивать это из него! Не раскололся до тех пор, пока мы не уговорили девятнадцать банок "Карта-Юланки". Мы с ним теперь большие приятели. Он не знал, что лишняя вода может понизить прочность бетона.

- Ты занимаешься не своим делом, - сказал Эрхарт. - Тебе бы надо было стать сыщиком или шпионом.

- Я был бы счастлив работать обыкновенным инженером в какой-нибудь конторе, чертил бы прямоугольники на бумаге и подставлял к ним номера, - рассмеялся Митчелл. - Все там ясно и чисто, а при полевой работе и грязи много, и публика грубовата. Я слишком рафинирован для такого рода деятельно сти.

- Черт возьми!

Митчелл медленно поднялся на ноги, стараясь не травмировать свою голову никакими резкими движениями.

- Эта комната вращается, вы не заметили? По часовой стрелке. Примерно сорок пять оборотов в минуту. Пойду-ка я лучше в свою комнату и лягу. Не могу я пить - вот в чем дело-то. Даже пиво. Это оскорбительно. - Он медленно дошел до двери и остановился, понуро опустив плечи. - Совсем неподходящая осанка для человека, который всего неделю назад занял шестое место в теннисном турнире в Боулдере, штат Колорадо, в котором участвовало более сорока человек. - Он посмотрел на Тима Сэлливана, два года назад закончившего аспирантуру, и сказал: - Сэлли, ты видишь перед собой человека, который потерял остатки достоинства и самоуважения. Пусть это будет для тебя уроком. - Он перешагнул через порог и повернулся для прощального замечания: - Один из водителей, некий Гектор, рассказал мне, что он, бывало, после обеда заливал воду в свой замес бетона, когда они возводили подпорную стенку вдоль автострады к северу от города. Я так понимаю, что здесь что-то вроде традиции. Готов биться об заклад, что в этой стенке есть ослабленные места, и мы можем потрясти всех своей проницательнос тью. Неплохо было бы немного позабавиться: позвонить в управление шоссейных дорог и рассказать им, где надо посмотреть. Ладно, спокойной ночи. Постучите мне в дверь, когда пойдете завтракать, и посмотрите, жив ли я еще.

Когда Митчелл ушел, Эрхарт взглянул на Сэлливана, стараясь казаться разгневанным.

- Этот парень выставляет меня каким-то придурком. Мы с тобой провели за подсчетами всю ночь, а он тем временем пил себе пиво, в итоге же его выводы, вероятно, и являются ключом ко всей этой штуке.

- Подсчеты тем не менее должны вестись, - напомнил ему Сэлливан. - Ты же сам говорил, что, мол, любая возможность должна быть учтена и задокументирована, чтобы противоположная сторона не смогла заявить в суде, будто мы что-то проглядели.

- Да знаю я, но... черт его побери!

Глава 4

Ночной сторож с таким же черным блестящим лицом, как и элегантный кожаный ремень на его униформе, стоял в южном вестибюле здания Залияна, внимательно глядя сквозь стеклянные двери. В четыре часа утра и площадь, и улицы выглядели почти пустынными. Пуэрториканцы из многоквартирных домов на 49-й улице убрались со ступенек еще несколько часов назад, а на 8-й авеню количество пешеходов уменьшилось до тонкой струйки. Проститут ки у выхода из подземки зазывно окликали какого-то мужчину, шедшего так быстро, что казалось, он почти бежал. Он, вероятно, направляется в отель Говарда Джонсона на 51-й улице, подумал сторож, и Бог знает, чего это он так торопится, может, от грабителей спасается? Какая-то одетая в лохмотья женщина устроилась на ночлег на вентиляционной решетке, загородившись от выходящего из-под нее пара чем-то вроде нагруженной тележки для покупок и поставленными друг на друга картонными коробками. На одной из бетонных скамеек на площади скрючился какой-то мужчина, ему, ясное дело, вывернут все карманы еще до рассвета. Два такси с такой скоростью промчались на север, словно участвовали в гонках.

Начали появляться полицейские, иногда на автомобилях, иногда и на своих двоих. Полицейский участок Северного центра находился всего в нескольких кварталах отсюда, на западной стороне 54-й улицы, но ведь не могла же полиция одновременно быть везде. В четыре часа утра в этом районе было небезопасно, и по соседству тоже, и не только для сторожей, но и для бродяг, сутенеров, пьяниц, проституток, мелких жуликов, наркоманов, таксистов, да и для легавых.

Ночной сторож продолжил свой обход. Он кивнул охраннику, сидевшему за столом в вестибюле, но и не подумал перекинуться с ним словечком: он вообще редко говорил с кем-нибудь, кроме родственников. Только они и могли понять его речь, состоящую из смеси французского, английского языков и наречия гаитянских креолов. На пластиковой бирке, прикрепленной к его униформе, было написано просто: "Кристофер ", однако это ни в коей мере не выражало всей пышности его имени, звучавшего так: Франсуа Генри Туссен-Лувертюр Кристоф. Работа ночного сторожа не слишком-то подходила для человека, имя которого наводило на мысли о его благородном происхождении, так что Кристоф намеревался подыскать что-нибудь получше. Как только он сможет позволить себе отказаться от этого жалованья, а быть может, и раньше, он уволится, потому что это было дурное место.

Поначалу-то ему казалось, что его работа заключается в защите здания от незваных гостей и всяких неожиданностей, но чем дольше он смотрел сквозь стеклянные двери, тем сильнее чувствовал, что сам является узником этой крепости. В его сознании постепенно укрепилось ощущение, что как раз от здания-то и исходила главная угроза его жизни.

Он вступил на лестницу, ведущую в цокольный этаж, следуя предписанному маршруту, проверяя, заперты ли двери, и следя за контрольными отметками на замках. Когда он проходил мимо пуленепроби ваемых окон комнаты охраны, то слегка коснулся шляпы, приветствуя трех охранников, находившихся внутри и кивнувших ему в ответ, правда, не слишком-то дружелюбно. В этой комнате находились компьютеры, контролирующие термометры, барометры, дымоуловители и датчики на всех шестидесяти шести этажах здания. Кроме того, здесь находились радиоприемники, микрофоны и контрольные стенды управления, назначения которых он не понимал. Кристоф несколько раз пытался узнать, как же это все работает, но так ничего и не выяснил. Потом это перестало его беспокоить, поскольку он знал, что скоро уйдет отсюда. Как только суставы его пальцев и коленей почувствуют приближение бури, он просто уйдет. Это здание уже прикончило двух человек, и он не сомневался, что список жертв будет расти.

Кристоф шел по бетонированной пещере, в которой располагались кондиционеры и отопительные системы. Этот лабиринт из механизмов и изоляционных труб напомнил ему о машинном отделении авианосца, который он когда-то посетил на военно-мор-ской верфи в Бруклине. Но там его окружала любопытствующая публика вроде него самого, а здесь он был один. Тишину нарушал лишь звук его собственных шагов, посвистывание клапанов, выпускавших пар, и пощелкивание датчиков автоматического контроля. Слабое свечение оборудования напоминало ему глаза хищников, словно следящих за ним из джунглей. И если комната охраны была мозгом всего здания, то это помещение было его сердцем. Именно здесь создавался и контролировался климат, в котором существовали обитатели, по сути дела, небольшого городка. Этим шести тысячам человек, которым предстояло явиться на службу через несколько часов, должно быть тепло, пока солнце не заступит на свою вахту, и прохладно, когда оно станет слишком жгучим. В течение всего рабочего дня воздух в помещениях должен быть не слишком влажным и не слишком сухим, чтобы людям легко дышалось. Для него было загадкой, еще одной загадкой, как же именно вся эта масса машин, проводов, клапанов, насосов и прочих предметов, названия которых он даже не знал, совершала свою работу. Только одно он понимал совершенно ясно, по его мнению, единственный, кто это понимал. В здании Залияна обитали призраки. О да, оно было населено призраками, и это было так же несомненно, как и то, что ими населены пустующие дома, пугавшие его, как ребенка. А чем же иным можно было объяснить то, что это здание разговаривало с ветром, в самой своей глубине?

Кристоф отпер дверь в складское помещение и не спеша направился по проходу между рядами, заставленными мешками. Он отпихнул в сторону коробку со строительным мусором, опустился на колено и открыл дверцу, ведущую в настолько низкое пространство под грузовой платформой, что по нему можно было только ползти. Ему пришлось буквально припасть к земле, чтобы протиснуться внутрь через маленький дверной проем. Пахнуло затхлостью и сыростью. Он закрыл за собой дверцу и включил карманный фонарик. Луч фонаря отбросил темноту. Левую стену этого узкого туннеля пересекали, как ребра, шесть главных опор здания, массивные стальные балки в форме буквы "Н". Покрытые белой огнеупорной шпаклевкой, они походили на погребенные в могильнике мумии. Взгляду было открыто всего пять футов этих опор, но Кристоф знал, что они тянутся вверх еще на восемьсот футов, упрятанные между стенами кабинетов и гранитным фасадом здания. Именно в этом потайном склепе он лучше всего слышал голос здания, чувствовал его содрогания, как колючка, вонзившаяся в мышцу, реагирует на пульсацию крови.

Свет фонаря упал на ближайшую опору и отразился от небольшого куска обнажившейся стали. Оказавшись здесь в первый раз, Кристоф соскоблил своим пружинным ножом немного огнеупорной шпаклевки. Положив руку на холодный брус опорной балки, он пытался понять источник ее силы и тщетно стараясь представить, каким образом она удерживает на себе сокрушительную тяжесть здания.

Луч света поднялся вверх, к месту соединения бетонного потолка и стен. Паутина тоненьких трещин увеличилась в размерах, расползлась извилистыми линиями. А на полу была другая конфигурация трещин, они расходились концентрическими кругами от каждой опоры. Если эти трещины будут увеличиваться, что и происходило с того момента, как он впервые их заметил, эта паутина в конце концов охватит весь туннель. Он еще укажет на них, когда оставит эту работу, и докажет, что он вовсе не сумасшедший.

Кристоф выключил фонарь. В полной темноте было нетрудно представить, что он снова на родном острове, вместе с друзьями детства. Темная ночь, и со всех сторон подступают джунгли. Кристоф замер и прислушался. Он услышал какое-то слабое шуршание, похожее на трение жернова. Изо всех сил вслушиваясь в эту тишину, он различил какие-то невнятные скрипы, будто где-то далеко медленно открывали тяжелую дверь. Но его тело не содрогнулось, и Кристоф испытал разочарование. Снаружи царило безветрие, и поэтому голоса были приглушены. Ничто не напоминало день тех смертей, когда выпавшее из окна стекло рассекло пополам женщину, а стальной обломок пришпилил на крючок мужчину, чтобы понаблюдать, как из него вытекает жизнь, уносясь красными струйками в гонимый ветром туман. А в ночь накануне этого здание завывало, словно целый хор зомби, заставив Кристофа так трястись, что он весь покрылся потом. Когда он снова появился в вестибюле, охранники и другие сторожа, заметив его состояние, заставили сесть и принять аспирин.

Прошло уже достаточно времени, и его могли хватиться. Он слегка приоткрыл дверцу, чтобы удостовериться, что в складском помещении никого нет, и только после этого выкарабкался наружу. Когда он заталкивал коробку со строительным мусором на прежнее место, ему пришло в голову: а что бы подумали его дядя и брат, если бы могли услышать голоса этого здания? Сказали бы они, что он свихнулся и что все это плод его воображения? Сказали бы они, что им снова овладевают суеверия, от которых они хотели его избавить? Он знал, что сказала бы его бабушка, будь она жива. Он отчетливо увидел свою бабушку, корону волос поразительной белизны, огромные карие глаза, и услышал ее пронзительный, вибрирующий голос. Она бы сказала, что кто-то раздобыл рисунок здания Залияна и протыкает его булавками. Кристоф улыбнулся. Его бабушка была удивительной женщиной. Она могла заставить людей, а в особенности детей, поверить во все что угодно.

Эудженио Лузетти позвонила его секретарша.

- Мистер Лузетти, вам звонят из другого города, какой-то Брайан Митчелл. Вы у себя?

- Брайан Митчелл? Я не знаю никакого Брайана Митчелла.

- Он из компании "Инженерные работы Селигмэна", которая находится в Боулдере, штат Колорадо.

- Из какой компании? О-о-о, да, да, да! Теперь я вспомнил. Соедините меня с ним.

Лузетти плечом прижал трубку к уху, вытащил из ящика стола папку и раскрыл ее.

- Мистер Лузетти? Вам звонит Брайан Митчелл из мотеля "Сэндс-Мэйнор" в Рэйтоне, штат Нью-Мексико. Я из компании Селигмэна...

- Конечно, конечно, компания "Инженерные работы Селигмэна", Боулдер, штат Колорадо. Как дела, мистер Митчелл?

- Да в общем-то, хорошо. Мне сказали, что у вас есть небольшая проблема, в которой, как вы полагаете, я смог бы вам помочь.

- Боюсь, что не такая уж она и небольшая. Сегодня утром еще один раненый предъявил нам иск, что довело общую сумму претензий до двухсот пятидесяти миллионов долларов. Вы можете уделить нам пару недель? Не стану скрывать от вас, что наша задача - не довести дела до суда.

- Что ж, мысль интересная. Мне понадобится кое-что.

- Что именно?

- Мне нужен номер в гостинице "Уолдорф-Астория" и место для работы в здании, которым я буду заниматься. 

- Хорошо.

- Если я буду работать ночью, мне потребуется вооруженный охранник.

- Ну, вообще-то, мистер Митчелл, в этом совсем нет необходимости.

- Да я шучу. Мне нужен помощник для исследований. Самое лучшее, если это будет кто-нибудь из вашей фирмы, кому вы доверяете. Вы, я полагаю, не хотите, чтобы я сам был у себя на посылках. Вы сможете выделить мне человека?

- Хм, думаю, что да. Я подберу кого-нибудь.

- Он должен начать прямо сейчас, чтобы я смог с ходу включиться в работу. Давайте-ка поглядим. Сегодня у нас среда. Я буду у вас в субботу. В своем номере я сразу хотел бы найти планы, спецификации и прочие документы, которые относятся к этим окнам и рамам. Мне понадобится Нью-Йоркский городской строительный кодекс. Были ли какие-нибудь странные задержки или производственные срывы в процессе возведения здания? Сделайте подборку статей из "Нью-Йорк таймс", "Строительных новостей" и "Гражданского строительства". Вы записываете, что я говорю? Выясните, не возбуждались ли прежде судебные дела против какой-либо из компаний, участвовавших в строительстве, и за что. И не прикрепляйте ко мне какого-нибудь бездельника. Мне нужен человек с некоторым воображением. Мне бы также помогли краткие досье на основных персонажей: инженера, архитектора, подрядчика, Залияна. Идет? Увидимся в понедельник, мистер Лузетти! Передайте мой поклон Бродвею. Или попросите моего помощника сделать это.

(Продолжение следует.)

Copyright© 1984 by Robert Byrne. Перевод © ЗАО издательство "Центрполиграф", 1994.

Читайте в любое время

Другие статьи из рубрики «Любителям приключенческой литературы»

Портал журнала «Наука и жизнь» использует файлы cookie и рекомендательные технологии. Продолжая пользоваться порталом, вы соглашаетесь с хранением и использованием порталом и партнёрскими сайтами файлов cookie и рекомендательных технологий на вашем устройстве. Подробнее